Читаем Маресьев полностью

Чем дальше Маресьев погружался в чтение, тем больше он узнавал себя в главном герое. Автор в деталях описывал, как Алексей строил город Комсомольск-на-Амуре, занимался в аэроклубе, затем учился на летчика-истребителя. В подробностях в рассказе было изложено участие Петрусьева в воздушных боях с фашистскими стервятниками на Северо-Западном фронте и то, как, недотянув на сбитом самолете до своего аэродрома, он рухнул в лес, а затем 18 суток голодный и обессиленный пробирался к людям. Нашли отражение в повествовании пребывание Петрусьева в госпитале, его хождения после выписки по кабинетам комиссий и штабов, а также долгожданное возвращение на летную стезю. Заканчивался рассказ совсем недавними событиями, а именно — боями под Орлом, встречей с маршалом авиации и присвоением Петрусьеву звания Героя.

— Ну почему Петрусьев? — опять с недоумением в голосе спросил у Числова Маресьев, когда дочитал рассказ до конца. — Ведь здесь все точь-в-точь обо мне написано…

— Видно, Алексей, не пришло еще время назвать твою настоящую фамилию, — задумчиво сказал Числов. — И текст свой корреспондент не случайно рассказом назвал. А назови он его по-другому, а тебя, как есть, да еще фотографию бы приложил, то завтра бы пропаганда Геббельса на весь мир раструбила, что у русских некому воевать, у них уже безногие летчики воюют.

— Наверное, ты прав, Саня, — согласился Маресьев. — Кадило бы точно раздули. Но газету себе на память оставлю. Всю мою судьбу-индейку корреспондент красочно расписал. Причем правдиво.

Это была первая, пусть и в жанре рассказа, подробная публикация о Маресьеве, его жизни и подвиге. Пройдут годы, публикаций и миллионных тиражей книг о нем будет столько, что нынешним интернетовским поисковым системам типа Google или Яндекс не под силу их учесть. Слава летчика перешагнет границы стран и континентов. Только она никак, как свидетельствуют все, кто знал Маресьева, не повлияет на самого Алексея Петровича, не отразится на его взглядах и поступках. Никакие лучи славы его не ослепят. Никакой звездный хмель его не опьянит. В жизни он как был, так и остался простым человеком.

Вновь вернемся в полк, где в те ноябрьские дни 1943 года шла подготовка к дальнейшим наступательным боям. К тому времени 63-й гиап перебазировался на аэродром Ходатково, что неподалеку от Великих Лук, и сразу включился в работу. Летчики полка, как и их соседи по 1-му гвардейскому истребительному авиационному корпусу, прикрывали боевые порядки наших войск, сосредоточение и перегруппировку частей 11-й общевойсковой гвардейской армии, вылетали на сопровождение штурмовиков и вели воздушную разведку.

Однако часто подводила погода. Летчики шутили:

— Погода — летим, нет погоды — сидим…

Едва ли не каждый день шли надоедливые осенние дожди. А если прекращались, тут же все окрестности окутывали дымные туманы. Про солнце и говорить было нечего. Оно редко показывалось из-за плотной пелены облаков. Оставалось ждать. Обычно нелетные дни в полку заполнялись теоретическими занятиями, политподготовкой, партийными и комсомольскими собраниями, другими мероприятиями.

Находилось у летчиков, техников время и для отдыха: играли в шахматы, шашки, домино, читали книги, свежие газеты и журналы, слушали патефон. А вечерами даже танцы устраивали. Вот рассказ ветерана Великой Отечественной войны, бывшей телефонистки 688-го батальона аэродромного обслуживания Варвары Митрофановны Цеминой (в девичестве Стребковой) о встрече с Маресьевым и танцах:

«Однажды к нам на аэродром перебазировался полк, и сразу пронесся слух, что в нем служит летчик Алексей Маресьев, который летает без ног. Когда летчики пошли в столовую, мы, любопытные девчата, выстроились в шеренгу и гадаем: какой же из них безногий? Все с ногами, никого даже с палочкой нет, шагают особой летной походкой враскачку… Давай тогда у техников выпытывать, а те смеются: „Эх, вы — ротозеи! На улице зима, мороз, у всех на ногах унты, а у него хромовые сапоги“. Потом был вечер отдыха в клубе. А Маресьев всем девчатам нравился — чернявый, высокий, красивый, и все подшучивал: „У моей матери два сына, а третий — летчик!“ И вот он пригласил меня на танец. А я засмущалась и нечаянно наступила ему на ногу. Расстроилась, чуть не плачу и опять так случилось. Тут уж слезы сами брызнули из глаз. А он улыбнулся и говорит: „Что вы, девушка, наступайте смелее, мне же все равно не больно! Протез — штука бесчувственная“».

Так протекали дни, если были плохие метеоусловия. Противник тоже отсиживался на своих аэродромах. Но как только появлялись «прорехи» в небе, летчики сразу отправлялись на боевые задания. Правда, за весь ноябрь Маресьев сделал всего два вылета. Но один отложился в его памяти на всю жизнь, как, впрочем, и в памяти механика самолета гвардии старшего сержанта Гурия Прасолова.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
100 знаменитых сражений
100 знаменитых сражений

Как правило, крупные сражения становились ярчайшими страницами мировой истории. Они воспевались писателями, поэтами, художниками и историками, прославлявшими мужество воинов и хитрость полководцев, восхищавшимися грандиозным размахом баталий… Однако есть и другая сторона. От болезней и голода умирали оставленные кормильцами семьи, мирные жители трудились в поте лица, чтобы обеспечить армию едой, одеждой и боеприпасами, правители бросали свои столицы… История знает немало сражений, которые решали дальнейшую судьбу огромных территорий и целых народов на долгое время вперед. Но было и немало таких, единственным результатом которых было множество погибших, раненых и пленных и выжженная земля. В этой книге описаны 100 сражений, которые считаются некими переломными моментами в истории, или же интересны тем, что явили миру новую военную технику или тактику, или же те, что неразрывно связаны с именами выдающихся полководцев.…А вообще-то следует признать, что истории окрашены в красный цвет, а «романтика» кажется совершенно неуместным словом, когда речь идет о массовых убийствах в сжатые сроки – о «великих сражениях».

Владислав Леонидович Карнацевич

Военная история / Военное дело: прочее