Маресьев

Это правило Маресьев усвоил, что называется, на собственной шкуре, когда сходился в бою с немецкими летчиками. Если ты не сбиваешь, тебя сбивают. И теперь, используя собственный опыт, он рассказывал летчикам о роли применения прицела в достижении высокой точности стрельбы, показывал, как точно определять расстояние до цели, выбирать ракурс атаки… К занятиям Маресьев привлекал других опытных летчиков, которые приводили конкретные примеры своих действий в бою. Скажем, как лучше атаковать истребитель-цель — сзади, сверху, сбоку под ракурсом? Когда и с какой дальности лучше открывать огонь при атаке бомбардировщика цели? Эти и многие другие вопросы отрабатывали летчики под руководством Маресьева. Все понимали: чтобы побеждать врага, надо уметь воевать. Поэтому учились и воевали.

Вообще, Маресьев помог многим молодым летчикам определить свое место в строю. К примеру, иному вчерашнему выпускнику училища не хватало стойкости, выдержки, воли, опыта. Вот тут как раз рядом оказывался он, профессионал своего дела. Его надежная направляющая рука, поддержка способствовали скорейшему вводу в строй новичка.

В повседневных заботах бежали будни. Вылеты на задания, показательные занятия, недолгие часы отдыха… В один из последних ноябрьских дней гвардии майор Числов преподнес Маресьеву сюрприз. Зайдя к нему в землянку, комэск протянул Алексею свежий номер газеты «Красная звезда».

— Читай, тут про тебя написано, — улыбаясь, сказал Александр.

— Где? — спросил Маресьев.

— Вот. — Числов показал пальцем на рассказ «Воля», занимавший половину газетной полосы.

— Значит, корреспондент сдержал слово, — взял в руки газету Маресьев.

Невольно вспомнился подмосковный санаторий. Скамейка в тенистом парке. Встреча с корреспондентом газеты «Красная звезда» майором Василием Ильенковым, который тоже поправлял здоровье. Во время командировки на фронт он подорвался на мине, получив серьезное ранение ноги. Узнав, что Маресьев без ног, да еще и летает, Ильенков заинтересовался судьбой летчика, обещал написать о нем в газете. Маресьев сообщил Ильенкову, что пару месяцев назад с ним уже встречался корреспондент из «Правды», но так ничего и не написал.

— Я напишу, — заверил майор.

И точно, слово свое сдержал.

Рассказ «Воля», опубликованный в «Красной звезде» 28 ноября 1943 года, начинался так:

«„Навсегда… Навсегда“, — думал про себя Алексей Петрусьев, разглядывая одеяло, плоско, как на доске, лежавшее на его ногах. Вот уже полгода, как он лежит и смотрит в одну точку и думает одну и ту же неотвязную думу: как жить без ног? В открытое окно доносился шум большого города, шум неумолкающего движения. По тротуару проходили люди, и слышно было, как весело стучат каблуки по асфальту. Счастливые! Бежали дети из школы, перегоняя друг друга. Счастливые!»

— Это же не про меня, — прочитав первый абзац, недоуменно вскинул брови Маресьев. — Здесь какой-то Петрусьев…

— Читай, читай дальше, — дружески хлопнул его по плечу Числов.

Маресьев продолжил чтение:

«Петрусьев закрыл глаза и увидел себя на пристани родного Камышина. Сюда прибегал он после уроков и, закинув удочку, погружался в блаженное созерцание бесконечно струящейся голубой волжской воды. Алексея всегда изумляло это неистощимое, величественное движение реки. Легкий ветер бороздил воду, и она сверкала, отвечая солнцу блеском неустанно бегущих волн. Кричали чайки, рассекая острыми крыльями упругий, теплый воздух, и белый, как чайка, пароход беззвучно плыл вниз по течению, а далеко, в опаловой дымке поднимался гористый берег, за которым лежал большой неведомый мир.

И не было ничего прекрасней в мире, чем эта могучая, широкая, сверкающая река. Но однажды над Волгой появился самолет. Он прилетел с того берега, пронесся над водой, взмыл в облака и стал кувыркаться, выписывая на голубом небе петлю за петлей. Он с ревом набирал высоту, задрав нос кверху, потом умолкал и, опрокинувшись на спину, валился вниз, молча, беспомощно, словно от безмерной усталости, и сердце Алексея замирало в страхе, восторге и зависти к человеку, обретшему крылья. Он не видел, как окунь дернул поплавок и потащил его в глубину. Он не видел ни Волги, ни парохода, причалившего к пристани, ни людей, шумной толпой хлынувших на берег. Он не слышал ни рева сирены, ни колокола, ни криков людей… Он видел лишь самолет, кувыркавшийся в небе, и слышал лишь его захлебывающийся радостный вой».