Очень скоро выпавшие на их долю испытания заставили Чжу Дэ и Мао отказаться от идеи основать постоянную базу. Там, где это возможно, они пытались создавать советы и партийные организации, которые могли бы после ухода Красной армии продолжить работу в условиях подполья. Защите обустроенных позиций постепенно пришла на смену гибкая тактика партизанской войны.
Связь с центром партии, весьма непростая на Цзинганшани, в условиях похода почти оборвалась. На протяжении первых трех месяцев 1929 года у армии не было никакого контакта не только с Шанхаем, но даже с провинциальными комитетами. Перед тем как покинуть базу, Мао отослал четыре унции золота в Пинсян, чтобы организовать там подпольный «почтовый ящик». Позже с той же целью в Фуцзянь ушла партия опиума стоимостью в пять тысяч долларов. Но успеха не принесла ни одна из попыток. Письма Мао полны жалоб на отсутствие каких-либо руководящих инструкций центра, на неспособность парткома провинции Цзянси передать армии так необходимые ей документы ЦК.
Однако худа без добра не бывает. Руки Мао и Чжу Дэ оказались развязаны: вместо того чтобы мучиться в тисках навязанной со стороны тактики, они вольны принимать решения сами. Цзинганшань преподнесла Мао урок, о котором позже он написал в ЦК партии: «В будущем руководству не стоит забывать о том, что его директивы по военным вопросам должны предусматривать определенную свободу наших действий». В противном случае те, кто находится в поле, будут вынуждены «нарушать субординацию либо притворяться глухими». Отсутствие же связи не ставило их перед проблемой трудного выбора. Но в конечном итоге все свелось к тому, что ни Мао, ни другие руководители «красных» анклавов в Центральном и Южном Китае не имели никакой информации о той проводимой Москвой и Шанхаем политике, за которую боролись. Даже газеты до них не доходили.
Эти проблемы послужили фоном, на котором разгорелся новый конфликт между Мао и Центральным Комитетом — конфликт, повлекший за собой последствия куда более значительные, чем те, что были вызваны к жизни его разногласиями с Хунаньским парткомом.
В начале января 1929 года Цзинганшань с энтузиазмом приветствовала решения состоявшегося в Москве полугодом ранее 6-го съезда КПК. «Делегаты приняли очень верные резолюции, и мы полностью согласны с ними», — писал тогда Мао в Шанхай. Ему было приятно узнать о своем повторном избрании в члены ЦК, но тогда он и догадываться не мог о другом. Бывший уханьский докер и профсоюзный деятель Сян Чжунфа, который стал Генеральным секретарем партии, являлся лишь пешкой в руках Чжоу Эньлая и Ли Лисаня, чьи имена значились в самом конце списка членов Центрального Комитета[37]. Неожиданный взлет давнего недруга и соперника Ли оставался для него тайной почти до конца года.
Но и центр, в свою очередь, тоже не имел никакой информации о положении дел в Цзинганшани. В феврале, когда Шанхай узнал о том, что армия оставила свой лагерь, это известие стало первым, полученным от Мао за почти девять месяцев. Чжоу Эньлай обратился к нему и Чжу Дэ с письмом, где потребовал во что бы то ни стало сохранить боевой отряд партии. Для этого он предложил раздробить силы на группы в десятки человек, которые должны будут «поднимать на борьбу жителей деревень, нести в массы идеи коммунизма».
Мао не мог с этим согласиться. Еще в ноябре он писал в ЦК, что «подобная практика почти повсеместно оказывается ошибочной». Сейчас же предложение Чжоу Эньлая было вообще неприемлемым, поскольку письмо его заканчивалось безапелляционным приказом Мао и Чжу немедленно прибыть в Шанхай.
Оторвать Мао от его хунаньской базы Чжоу Эньлай безуспешно пытался уже в июле 1927 года, и в последнем письме он прилагал все усилия, чтобы как-то подсластить пилюлю:
«Вряд ли вы захотите оставить армию после того, как отдали ей год жизни. И все же Центральный Комитет надеется, что ваш отъезд не нанесет непоправимого ущерба войскам, и задача рассредоточения будет успешно выполнена… Из Шанхая вы сможете по всей стране передать нашим товарищам драгоценный опыт управления десятитысячными силами в условиях настоящей вражеской блокады. Это стало бы огромным вкладом в дело победы революции».
В его словах есть логика: когда армия разойдется по деревням, ни Мао, ни Чжу уже не будет никакого смысла оставаться с нею. Получи адресаты письмо Чжоу еще в феврале, в условиях нависшей над армией угрозы полного уничтожения, Фронтовой комитет мог бы и согласиться с указаниями центра. Но чтобы преодолеть тысячу километров, отделявших Шанхай от восточных районов Цзянси, посланию потребовалось более двух месяцев. К моменту его прибытия ситуация уже коренным образом изменилась.