И вновь Мао был разочарован политикой родной партии. Похоже, что разочарование было взаимным: в Центральный Комитет он вошел с правом совещательного голоса, став лишь тридцатым в партийной иерархии. Через неделю, при реорганизации комиссии по крестьянскому движению, Мао вынужденно ушел с поста ее секретаря, уступив место Цюй Цюбо, ставшему уже членом Постоянного Комитета Политбюро (как теперь называлось Центральное Бюро КПК). Влияние Мао на политику партии в деревне значительно упало.
Между тем нарастал поток неутешительных новостей из провинции.
В Кантоне ввели военное положение, арестовали более двух тысяч коммунистов — в ходе объявленной Чан Кайши «чистки партии» Гоминьдан начал избавляться от нежеланных союзников. В Пекине по приказу Чжан Цзолиня вместе с девятнадцатью своими товарищами, захваченными во время обыска советского посольства, был задушен Ли Дачжао.
К началу мая под контролем революционного правительства Ухани осталишь лишь Хубэй, Хунань и Цзянси.
Провинции погрузились в глубокий экономический кризис. В Ханькоу, Ханьяне и Учане насчитывалось более трехсот тысяч безработных, количество проживавших там иностранцев упало с четырех с половиной до полутора тысяч. О жизни тех, кто только собирался уехать, под заголовком «Красный террор в Ханькоу» писала «Таймс»: «При состоящем исключительно из коммунистов правительстве невозможен никакой бизнес, улицы патрулируются пикетами профсоюзов, а помнящему о нравах местной солдатни европейцу лучше вообще не выходить из дома. На директоров иностранных компаний толпа объявила настоящую охоту, многих гонят с улиц штыками».
Ситуация стала еще хуже, когда по распоряжению Чан Кайши китайские банки Кантона и Шанхая приостановили все свои операции с Уханью. Прекратился сбор налогов, правительство включило печатный станок, и полки магазинов вмиг опустели. В конце апреля по городу поползли слухи о нехватке риса: с целью сдержать рост цен Хунань запретила его вывоз за пределы провинции.
В соответствии с инструкциями М. Бородина Политический Совет Гоминьдана отказался от забастовочной борьбы, принял меры к стабилизации денежной единицы, регулированию цен и облегчению положения безработных.
Военный баланс сил вновь нарушился. Войска Тан Шэнчжи продвигались на север, чтобы слиться в Хэнани с армией генерала Фэн Юйсяна. Небольшой гарнизон, оставшийся в Хубэе, дал Чан Кайши хороший шанс в деле проверить прочность уханьского режима. 18 мая отряд националиста Ся Доуина подошел вплотную к Учану. В городе началась паника. Командующий местным гарнизоном коммунист Е Тин, собрав несколько сотен кадетов военного училища и резервистов, принялся спешно крепить оборону. Ему на помощь Мао направил около четырехсот слушателей Института крестьянского движения, которые с древними фузеями в руках патрулировали городские улицы.
Утром следующего дня воинство Е Тина обратило в бегство едва не окружившего город противника. Однако искры, которые высек Ся Доуин, оказалось не так просто потушить.
В Чанша жители шепотом начали говорить о том, что Ухань пал, Ван Цзинвэй вынужден был бежать, а Бородин убит. Тлевший между левым и правым крылом Гоминьдана конфликт разгорелся с новой силой. Происходили открытые столкновения между солдатами и активистами крестьянских ассоциаций, а 19 мая демонстрация коммунистов избила родственника заместителя командующего революционными силами Тан Шэнчжи.
Двумя днями позже, 21 мая 1927 года, в День Лошади по старому лунному календарю, начальник гарнизона Чанши Сюй Кэсян принял решение положить конец смуте.
В отличие от лидеров КПК в Шанхае хунаньские партийные руководители довольно быстро поняли, куда дуст ветер. Однако три тысячи рабочих-пикетчиков, имевшихся в их распоряжении, были вооружены лишь копьями и бамбуковыми палками. Едва удалось укрыть в надежных местах женщин и детей, как к ночи в городе началась стрельба, которая не прекращалась до рассвета. «Языки пламени вздымались до неба, — писала впоследствии жительница города. — От здания крестьянской ассоциации доносилась громкая пальба, строчили пулеметы… Мы все собрались в комнате и дрожали от страха. Мне нужно было покормить шестимесячного сына, но молоко кончилось. Мальчик безостановочно плакал…»
Позже Сюй Кэсян самодовольно заявил: «К утру город освободился от густой пелены красного террора. Я разогнал этот мрачный туман одним взмахом руки».
В течение трех последовавших за этим недель в Чанша и ближайших окрестностях были убиты не менее десяти тысяч человек. К старому месту казни у Западных ворот ежедневно приводили группы коммунистов либо заподозренных в сочувствии к ним. Многие горожане гибли в столкновениях с отрядами крестьянской самообороны, приступившими к последним отчаянным вылазкам после приказа Хунаньского комитета КПК.