Читаем Мао Цзэдун полностью

Мао избрали альтернативным, то есть не имеющим права голоса, членом ЦИК. Ими же стали еще шестеро коммунистов, включая Линь Боцюя, занявшего кресло заведующего крестьянским отделом, Цюй Цюбо — кантонского помощника Бородина и талантливого литератора, работавшего в Москве корреспондентом пекинской газеты, а также Чжан Готао, по-видимому, уже отбросившего свои сомнения относительно «противоестественного союза» двух партий.

В середине февраля Мао возвратился в Шанхай и жил в доме, снимаемом вместе с До Чжанлуном, Цай Хэсэнсм и его подругой Сян Цзинъюй. До конца года он был перегружен работой в Центральном Бюро КПК, функционирующем под крышей таможни и в действительности оказывающем услуги как настоящим бизнесменам, так и Шанхайскому исполкому Гоминьдана.

У Мао были весьма непростые обязанности. Несмотря на все усилия М. Бородина в Кантоне и Г. Войтинского здесь, в Шанхае, между двумя партиями сохранились серьезные трения. Консервативно настроенные члены Гоминьдана не без оснований видели в КПК пятую колонну. В начале мая 1924 года им в руки попала инструкция ЦК, обязывающая коммунистов, вступивших в Гоминьдан, скрытно организовывать партийные фракции для выполнения директив КПК. Контрольная комиссия Гоминьдана готовилась выдвинуть против руководства КПК обвинение в попытке создать «партию внутри партии». Мао, Цай Хэсэнь и Чэнь Дусю стремились доказать Войтинскому, что союз с Гоминьданом не сложился, а о едином фронте стоит забыть, но для Москвы это неприемлемо. Постепенно Сунь Ятсену удастся выправить ситуацию, однако даже Бородин начинает ощущать: процесс формирования явной антикоммунистической коалиции тормозит лишь страх лишиться обещанной помощи из России.

В июле Чэнь и Мао издали секретный циркуляр ЦК, где подтверждается правильность принятой 3-м съездом партии стратегии «внутреннего блока». Особое внимание авторы документа обращали на трудность поставленной задачи:

«Большинство членов Гоминьдана ежедневно позволяют себе открытые и тайные выпады в наш адрес… Только отдельные руководители типа Сунь Ятсена и Ляо Чжункая еще не решились на окончательный разрыв с КПК, хотя и они, безусловно, не захотят разочаровать своих правых. Чтобы отстоять единство всех революционных сил, никоим образом нельзя допустить никаких сепаратистских действий или высказываний с нашей стороны. Наоборот, проявляя выдержку и терпение, мы должны продолжать-сотрудничество. Но мы не можем безучастно взирать на контрреволюционные ошибки правых без того, чтобы не попытаться исправить их».

Тон циркуляра определил тактику действий коммунистов на три последующих года. Пока единый фронт существует, КПК не позволят не считаться с ним. Вероятнее противоположное: по настоянию Коминтерна КПК, скорее, бросится в объятия нежеланных партнеров. Но не всех. Из принятых летом 1924 года решений наиболее важным было то, которое определяло, что для коммунистов Гоминьдан как бы расколот надвое: с левым крылом можно договариваться и вести дела, с правым — бороться всеми доступными методами.

Суть этого подхода Мао выразил многозначительной китайской поговоркой, в буквальном переводе означающей «поставить в спальне две кровати и разделить хозяйство». Другими словами, если единый фронт ассоциировался у КПК лишь с левым крылом Гоминьдана, приверженным тем же идеям, что и коммунисты, то кто-то из двоих был явно лишним. Только кто?

Казалось, КПК стояла на месте. Пополнение рядов партии происходило крайне медленно, рабочее движение зашло в тупик. Несмотря на пропаганду Коминтерна, заявлявшего, что пролетариат истосковался по идеям коммунизма, китайский рабочий класс почти не интересовался политикой. Вся энергия КПК ничего не стоила в каждодневной битве человека за выживание. Многие видные члены партии, придя к выводу, что лишняя кровать в спальне ни к чему, выходили из КПК и начинали делать карьеру в Гоминьдане. Мао не решился на такой шаг, но на протяжении года становился все более замкнутым и подавленным. Молодой хунаньский коммунист Пэн Шучжи, посетив Шанхай после трех лет учебы в Москве, нашел своего земляка апатичным и вялым: «Выглядел Мао отвратительно: похудел так, что казался еще выше, чем был на самом деле. Лицо бледное, с нездоровым зеленоватым оттенком. Я испугался: уж не подхватил ли он туберкулез, как многие наши товарищи?»

Перейти на страницу:

Все книги серии Историческая библиотека

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии