В отличие от Чжан Готао, считавшего ошибочным сам принцип сотрудничества с Гоминьданом, Мао исходил из чисто прагматических соображений. После февральского инцидента в Чжэнчжоу его видение тактического союза коренным образом изменилось. Гоминьдан — это «ядро революционной демократии», и коммунисты не должны бояться вступать в его ряды. Но с развитием экономики страны крепнут и силы пролетариата, поэтому партии необходимо сохранять и отстаивать собственную независимость — чтобы в нужное время взять на себя руководящую роль. Буржуазия же не способна возглавить революцию, а оптимизм Коминтерна ни на чем не основан:
«На некоторое время Коммунистическая партия отказалась от своих наиболее радикальных взглядов и пошла на союз с относительно прогрессивным Гоминьданом — для того, чтобы вместе разбить нашего общего врага. В конечном итоге победа все равно за нами. Но на ближайшее будущее Китай неизбежно станет полем брани для потерявших разум милитаристов. Политика превратится в невообразимую мешанину, финансовое положение придет в упадок, численность армии возрастет, а способы держать народ в подчинении приобретут невиданную доселе жестокость и изощренность. Эта ситуация сохранится на восемь — десять лет. В случае же если политика будет еще более реакционной и оторванной от действительности, граждане всей страны с воодушевлением подхватят идеи революции… Нынешнее положение дел можно назвать матерью революции, оно подобно гремучей смеси из демократии и независимости. Вот о чем нельзя забывать».
Перспектива десятилетней смуты и ужасов милитаристского режима показалась делегатам слишком мрачной, и Снеевлит заметил, что не разделяет пессимизма предыдущего оратора. Итоги голосования с небольшим перевесом подтвердили правильность предложенной Коминтерном линии. Но документы съезда свидетельствовали и о глубоких конфликтах, которые породил новый курс. Так, делегаты согласились, что «Гоминьдан, являясь главной действующей силой революции, принимает на себя общее руководство». Однако Коммунистическая партия, перед которой стояла «особая задача» по мобилизации рабочих и крестьян на борьбу, «пополняет свои ряды за счет наиболее сознательных в классовом отношении и революционно настроенных представителей левого крыла Гоминьдана». В области политики целью партии становится всемерное «подталкивание наших союзников к более тесным контактам с Советской Россией».
Делегаты 3-го съезда избрали Мао членом Центрального Комитета и, что еще более важно, секретарем вновь созданного Центрального Бюро[23], отвечавшего за повседневную работу партии. Помимо Мао в Бюро вошли Генеральный секретарь Чэнь Дусю, Цай Хэсэнь, Ло Чжанлун и руководитель Кантонской партийной организации Тань Пиншань.
Из выпавших на ее долю испытаний партия вышла окрепшей и исполнившейся духом верности идеям Ленина. Борьба с приводившей Чэнь Дусю в исступление групповщиной закалила руководство. Инструкции Коминтерна и необходимость подчиняться воле большинства впервые дали партии возможность на практике постичь сущность принципа демократического централизма — основы деятельности любой коммунистической организации. Отдельные члены КПК, к примеру, исследователь марксизма Ли Ханьцзюнь, выступавший на 1-м съезде за свободное, децентрализованное построение партии, не смогли принять новую структуру и заявили о своем уходе. Но теперь у Чэнь Дусю уже не было оснований жаловаться на то, что «у Центрального Комитета отсутствует внутренняя организация, а его политическая платформа весьма размыта». Пусть избранное съездом руководство КПК в вопросах марксистской теории было ничуть не сильнее прежнего — у партии появилась единая идеология, направляющая все ее действия.
Весна и лето 1923 года обозначили переломный момент в жизни Мао. В Хунани его влияние на ход событий определялось позицией профсоюзного лидера и интеллектуала с либеральными взглядами. Принадлежность Мао к Коммунистической партии для большинства окружающих оставалась секретом. Третий съезд КПК ввел его в узкий круг профессиональных руководителей, связи с профсоюзами оказались оборванными.
События 7 февраля, доказавшие, что сам по себе рабочий класс не в состоянии проложить дорогу к победе, впервые заставили Мао задуматься о других путях. В июле он обсуждал со Снеевлитом возможность применения вооруженной силы, а через несколько недель в письме призывал Сунь Ятсена принять участие в создании «централизованной революционной армии». Тогда же Мао обращал внимание на крестьянство, составлявшее самую значительную и бесправную часть населения страны.
Эти размышления были, по сути, не более чем гимнастикой для ума: ведь, провозгласив ближайшей целью создание единого фронта, партия уже сделала свой выбор. Вскоре после 3-го съезда Мао вступил в Гоминьдан и полтора года предпринимал напряженные усилия для выполнения поставленной задачи.