Мао Цзэдун

В декабре вместе с женой и сыновьями, Аньином и полуторамесячным Аньцином, Мао отметил тридцатилетие. Все откладывавшееся расставание с семьей объяснялось, по-видимому, его личными проблемами, а не какими-либо обязательствами перед соратниками. Посвященное жене лирическое стихотворение, которое Мао написал вскоре после отъезда, наводит на мысль о ссоре между супругами:

Взмах руки означает грядущую снова разлуку,
Как непросто смотреть в твои полные боли глаза,
Не хочу длить упреками муку,
Я боюсь, ты утонешь в слезах.
Знаю: наши беды в письме[24] том сокрыты.
Позабудем о пом навсегда!
Две души были счастьем омыты —
Пусть вернется оно — хоть когда.
Снег замел дорогу к воротам,
Лик луны замерз в небесах,
Как мне холодно, как одиноко!
Что нам даст обида в сердцах?
Предо мною дорога в чужбину,
И печаль — пе попутчик, а враг.
Пусть уйдет она в горы, в теснины,
Унесется ветрами во мрак.
Нам бы птицами взвиться над миром,
Песнь любви неся на крылах…

Пока Мао находился с семьей, в отношениях Гоминьдана и России произошли заметные перемены. Находившееся в условиях международной изоляции советское руководство решило, что в лице прогрессивного китайского режима, даже если он будет возглавлен буржуазией, страна победившего большевизма обретет ценного союзника. В качестве специального посланника к Сунь Ятсену направился известный революционер, работавший бок о бок с Лениным и Сталиным, Михаил Бородин. Москва же тепло встретила главнокомандующего военными силами Гоминьдана Чан Кайши — худощавого тридцатилетнего человека с излишне бледным лицом, приехавшего ознакомиться с боевым опытом Красной армии. Хотя донкихотское предложение Суня относительно боевого рейда вооруженных сил России на Пекин было отвергнуто как «авантюра, обреченная на поражение», Советы согласились финансировать школу для подготовки военных кадров Китая, а Троцкий лично пообещал «поставки оружия и всю возможную экономическую помощь».

Между тем в Кантоне советник Бао, как прозвали местные коммунисты Бородина, напрягал усилия для того, чтобы свести воедино две китайские стороны треугольника, который поставила себе целью построить Москва.

Вдумчивый и исполненный терпения, почти сорокалетний Бородин во многих аспектах являл полную противоположность честолюбивому Снссвлиту. Он смог завоевать доверие Сунь Ятсена даже тогда, когда убеждал и Гоминьдан, и КПК в том, что новые складывающиеся отношения принесут максимальную пользу каждой из сторон. В октябре, готовясь принять помощь Бородина в отражении очередной попытки милитаристов лишить его власти, старый конспиратор Сунь направил находившемуся в Москве Чан Кайши шифрованную телеграмму, где писал: «Теперь стало совершенно ясно, кто наш друг, а кто — враг».

На этой же ноте 20 января 1924 года в Кантоне закончился Первый общенациональный съезд Гоминьдана. Прибывший на него двумя неделями раньше Мао возглавлял делегацию из шести человек, представлявших Хунаньскую организацию партии.

Съезд принял новый устав Гоминьдана. Подготовленный Бородиным его проект был выдержан в ленинском духе и подчеркивал важность партийной дисциплины, централизации, а также подготовки профессиональных революционных кадров, задачей которых станет обеспечение поддержки широких народных масс. В политической программе заявлялось, что причины страданий китайского народа кроются в империализме, впервые в истории Гоминьдана прозвучал призыв к активизации рабочего и крестьянского движения. На молодых членов КПК эти формулировки произвели глубокое впечатление. В ходе одного из заседаний Мао и его старый знакомый Ли Лисань выступали с таким увлечением, что ветераны Гоминьдана озадаченно переглядывались: откуда взялись эти горячие головы? Ван Цзинвэй, соратник Сунь Ятсена, впоследствии вспоминал: «Своим энтузиазмом и энергией молодежь из «Движения 4 мая» многих заставила считаться с собой».

Членами избранного по предложению Сунь Ятсена Центрального Исполнительного Комитета, куда вошли 24 человека, стали трос коммунистов: Ли Дачжао, Юй Шудэ и Тань Пиншань. Последнему был доверен пост заведующего организационным отделом, один из наиболее значимых в Гоминьдане. Это автоматически делало Таня членом Постоянной комиссии ЦИК, куда кроме него входили казначей партии Ляо Чжункай, выразитель взглядов левого крыла Гоминьдана, и представлявший интересы правых Дай Цзитао.