В другом его стихотворении ощущалась ностальгическая грусть по былым временам, когда студенческая душа полнилась светлыми идеалами, а вопросы о будущем страны не ставили в тупик. Сейчас, на тридцать втором году жизни, Мао очень недоставало наивной юношеской убежденности.
За семь месяцев, проведенных Мао в Шаошани, положение дел в китайской политике коренным образом изменилось. В марте 1925 года умер Сунь Ятсен, наказав своим последователям твердо придерживаться решений 1-го съезда Гоминьдана и крепить союз с Россией. Его преемником стал представитель левого крыла партии Ван Цзинвэй. Занявший пост начальника Кантонского военного гарнизона Чан Кайши начал организационную работу в поддержку недавно созданной Национальной революционной армии. Позиции Гоминьдана не только усилились, но и значительно полевели.
Уже этих сдвигов было бы достаточно, чтобы отношение погруженного в раздумья Мао к Гоминьдану изменилось в лучшую сторону. Но в действие вступали и иные факторы. Еще в Шаошани Мао осознал, что спасение стране может принести лишь классовая борьба, во главе которой встанет Коммунистическая партия. До прихода же того светлого дня толкать локомотив истории вперед должен Гоминьдан: будучи легальной в отличие от КПК политической организацией, он в состоянии действовать открыто, у него есть обученная и содержащаяся за счет Страны Советов армия, есть прочная и надежная база в Гуандуне. В вечерних школах для крестьян не преподавали марксизм, но подробно растолковывали сущность «трех народных принципов» Сунь Ятсена — национализма, демократии и социализма. Партийное строительство, которым Мао начал активно заниматься в июне, в основном сводилось к поддержке усилий Гоминьдана, а не КПК или Лиги социалистической молодежи. Свое политическое кредо он изложил в краткой памятной записке:
«Я верю в коммунизм и выступаю за пролетарскую социалистическую революцию. Гнет, под которым мы находимся, не может быть сброшен противодействием только одного класса. Сначала необходимо осуществить национальную революцию, когда объединившие свои силы пролетариат, мелкая буржуазия (то есть крестьянство) и левое крыло средней буржуазии претворят в жизнь три народных принципа и свергнут власть империалистов, компрадоров и помещиков. Сначала нам нужна власть революционных народных масс».
Вполне возможно, что в то время Мао руководствовался определенными личными соображениями. Он до сих пор оставался членом ЦИК Гоминьдана и не имел никакого поста в КПК. Партия Сунь Ятсена с момента своего возникновения проявляла значительный интерес к крестьянству, которого не испытывали базировавшиеся в городах коммунисты. К осени 1925 года в Гоминьдане имелся не только Крестьянский отдел, но и Институт крестьянского движения, занимавшийся подготовкой сельских кадров партии. Ничем подобным КПК похвастаться не могла.
Другими словами, колыбелью революционного движения следовало считать скорее Кантон, чем Шанхай, и когда в начале сентября Мао выбрался из Чанша, то путь его лежал на юг. Его мучали сомнения, причем такие, что в охватившей перед отъездом панике, боясь попасть в руки губернаторских патрулей, он сжег все свои записи. По прибытии в Кантон Мао попал в больницу с острым приступом неврастении.
Решение о поездке на юг оказалось правильным: годы спустя он с удовольствием вспоминал «воздух города, пропитанный свободой и оптимизмом».
В штаб-квартире Гоминьдана Мао имел продолжительную беседу с Ван Цзинвэем, наиболее авторитетным к тому времени лицом в партии. Тот, помня энтузиазм, с каким Мао выступал на 1-м съезде Гоминьдана, предложил ему пост руководителя отдела пропаганды. Через две недели произошло официальное назначение.
Очень скоро из Чанша вместе с сыновьями и матерью приехала Ян Кайхуэй, и семья сняла дом в Дуншани, приятном пригороде Кантона, где проживали российские военные советники, Чан Кайши и многие гоминьдановские лидеры. Следующие полтора года Мао целиком отдал себя двум вопросам, которые определили успех революции: укреплению левого крыла Гоминьдана и агитационной работе среди крестьян. Начал он с выпуска нового партийного журнала «Чжэнчжи чжоубао» (еженедельник «Политика»). В редакционной статье первого номера говорилось: