Читаем Манускрипт с улицы Русской полностью

Первая брачная ночь в объятиях пылкого мужа, силы которого не подорвали ни испытания, ни годы, была для нее счастливой, но над головой, вместо высоких сводов дворца, шелестело на ветру полотно походного шатра — так будет всегда с этим неспокойным мужем, так будет всегда...

Свидригайло прижимался к страстной княжне и думал: «Ничего мне больше не нужно, ничего... Есть у меня Вильно и Тракай, есть великокняжеская булава и молодая красавица — утеха на старости лет. И к черту все прочее! Русь... Нет Руси, а если и есть, то там, на севере, а тут, в Галиции, скорее бы мир, хочу покоя...»

В первый день ясного сентября выехал из Степани на брестскую дорогу крытый рыдван. В нем рядом с молодой княгиней, бледной, встревоженной плохим предчувствием, сидел хмурый, углубленный в свои мысли седоусый князь. У ног, свернувшись клубком, дремал шут Генне. Впереди рыдвана скакала конная хоругвь, позади — отряд татарских всадников, присланных еще Витовту ханом Перекопской орды Улук Мухамедом.

Поздно вечером княжеский кортеж остановился на околице Ошмян в небольшом, огороженном частоколом меркатории.

Выставив вокруг меркатория сторожевую охрану, ратники и татары разместились во дворе; князь, Анна и Генне пошли в корчму поужинать.

Свидригайло с жадностью грыз куриную ножку и запивал вином; возраст его выдавала только седина — князь был голоден и силен, и снова Анна подумала о том, что мучило ее: есть у этого мужа все — и нет ничего, ибо ничего в его жизни не было постоянного, он многое хочет сделать, но никогда не доводит до конца начатое дело, его каждую минуту подстерегает беда. Анна представляла себе свое будущее: никогда она не насладится богатством и покоем, уважением придворных и знакомством со знаменитыми властелинами чужих земель; вот так всю жизнь проведет в походах со своим неспокойным мужем и загубит свою молодость, и преждевременно угаснет ее красота в этом возбужденном войной, встревоженном литовско-русском краю.

Анна была утомлена; хотя издали и доносился шум дубравы, вокруг царила мертвая тишина; в корчме она становилась угнетающей. Свидригайло мигнул Генне, чтобы тот развеселил княгиню.

— Хочешь отгадать загадку, уважаемая пани? — тут же оживился шут. — Вот отгадай: чего нет у князей?

— Уюта, Генне... — ответила Анна.

— Разве тут не уютно? — пробормотал Свидригайо. — Даже собаки не лают...

— Поэтому и жутко...

— Не отгадала, не отгадала! — завизжал шут. — У князей нет таких подданных, что согласились бы вместо них пойти в ад.

— Не смешно, Генне, — прошепелявил с полным ртом Свидригайло.

Генне должен был развеселить княгиню, он залез под стол и, вылезая, крикнул:

— Нашел! Послушайте... Одна пани жаловалась лекарю, что слепнет. «Тем лучше, — утешил ее эскулап, — не увидишь, ваша милость, черта перед смертью».

Анна улыбнулась одним уголком губ, Свидригайло позвал корчмаря.

— Постели пани. А ты, Генне, не отходи от двери. Я пойду проверю охрану.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека «Дружбы народов»

Собиратели трав
Собиратели трав

Анатолия Кима трудно цитировать. Трудно хотя бы потому, что он сам провоцирует на определенные цитаты, концентрируя в них концепцию мира. Трудно уйти от этих ловушек. А представленная отдельными цитатами, его проза иной раз может произвести впечатление ложной многозначительности, перенасыщенности патетикой.Патетический тон его повествования крепко связан с условностью действия, с яростным и радостным восприятием человеческого бытия как вечно живого мифа. Сотворенный им собственный неповторимый мир уже не может существовать вне высокого пафоса слов.Потому что его проза — призыв к единству людей, связанных вместе самим существованием человечества. Преемственность человеческих чувств, преемственность любви и добра, радость земной жизни, переходящая от матери к сыну, от сына к его детям, в будущее — вот основа оптимизма писателя Анатолия Кима. Герои его проходят дорогой потерь, испытывают неустроенность и одиночество, прежде чем понять необходимость Звездного братства людей. Только став творческой личностью, познаешь чувство ответственности перед настоящим и будущим. И писатель буквально требует от всех людей пробуждения в них творческого начала. Оно присутствует в каждом из нас. Поверив в это, начинаешь постигать подлинную ценность человеческой жизни. В издание вошли избранные произведения писателя.

Анатолий Андреевич Ким

Проза / Советская классическая проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза