Первая брачная ночь в объятиях пылкого мужа, силы которого не подорвали ни испытания, ни годы, была для нее счастливой, но над головой, вместо высоких сводов дворца, шелестело на ветру полотно походного шатра — так будет всегда с этим неспокойным мужем, так будет всегда...
Свидригайло прижимался к страстной княжне и думал: «Ничего мне больше не нужно, ничего... Есть у меня Вильно и Тракай, есть великокняжеская булава и молодая красавица — утеха на старости лет. И к черту все прочее! Русь... Нет Руси, а если и есть, то там, на севере, а тут, в Галиции, скорее бы мир, хочу покоя...»
В первый день ясного сентября выехал из Степани на брестскую дорогу крытый рыдван. В нем рядом с молодой княгиней, бледной, встревоженной плохим предчувствием, сидел хмурый, углубленный в свои мысли седоусый князь. У ног, свернувшись клубком, дремал шут Генне. Впереди рыдвана скакала конная хоругвь, позади — отряд татарских всадников, присланных еще Витовту ханом Перекопской орды Улук Мухамедом.
Поздно вечером княжеский кортеж остановился на околице Ошмян в небольшом, огороженном частоколом меркатории.
Выставив вокруг меркатория сторожевую охрану, ратники и татары разместились во дворе; князь, Анна и Генне пошли в корчму поужинать.
Свидригайло с жадностью грыз куриную ножку и запивал вином; возраст его выдавала только седина — князь был голоден и силен, и снова Анна подумала о том, что мучило ее: есть у этого мужа все — и нет ничего, ибо ничего в его жизни не было постоянного, он многое хочет сделать, но никогда не доводит до конца начатое дело, его каждую минуту подстерегает беда. Анна представляла себе свое будущее: никогда она не насладится богатством и покоем, уважением придворных и знакомством со знаменитыми властелинами чужих земель; вот так всю жизнь проведет в походах со своим неспокойным мужем и загубит свою молодость, и преждевременно угаснет ее красота в этом возбужденном войной, встревоженном литовско-русском краю.
Анна была утомлена; хотя издали и доносился шум дубравы, вокруг царила мертвая тишина; в корчме она становилась угнетающей. Свидригайло мигнул Генне, чтобы тот развеселил княгиню.
— Хочешь отгадать загадку, уважаемая пани? — тут же оживился шут. — Вот отгадай: чего нет у князей?
— Уюта, Генне... — ответила Анна.
— Разве тут не уютно? — пробормотал Свидригайо. — Даже собаки не лают...
— Поэтому и жутко...
— Не отгадала, не отгадала! — завизжал шут. — У князей нет таких подданных, что согласились бы вместо них пойти в ад.
— Не смешно, Генне, — прошепелявил с полным ртом Свидригайло.
Генне должен был развеселить княгиню, он залез под стол и, вылезая, крикнул:
— Нашел! Послушайте... Одна пани жаловалась лекарю, что слепнет. «Тем лучше, — утешил ее эскулап, — не увидишь, ваша милость, черта перед смертью».
Анна улыбнулась одним уголком губ, Свидригайло позвал корчмаря.
— Постели пани. А ты, Генне, не отходи от двери. Я пойду проверю охрану.