Манипулятор

— О как! Надо же! — удивленный новостью, я отнес коробку и вернулся за следующей. В голове возникла мысль, я мельком глянул на соседа. Мы с ним не очень ладили, но попробовать стоило. Я обернулся — отец, неспешной походкой удалялся в сторону основного здания рынка. Я подошел к соседу, поздоровался и сходу предложил обменять его половинку, на киоск Полины, так, чтобы у нас с отцом поучился один полноценный контейнер. Сосед задумался. Я смотрел на него вопросительно, но внутренне был совершенно готов к отказу. Мною настолько владело равнодушие по отношению к дальнейшей судьбе наших киосков, что я знал точно, даже если ничего не получится из них выжать, я с легкостью брошу их тут и уйду домой. Видимо, мой настрой уловил и сосед, и вместо обычных препирательств, я услышал простое «да, давай».

Я снова принялся носить коробки. Через двадцать минут продавщицы дописали последние строчки в листах возврата. Я закончил с коробками, рассчитался с ними.

— Ну, что, Рома, все!? — задорно с горчинкой в голосе, отделяя паузой каждое слово, задала старушка самый важный вопрос, пряча сто двадцать рублей в карман легкой курточки. Полина, неуклюже медленно собирала свои пожитки. Ее сутулая фигура сгорбилась еще обреченнее. Тяжелый был момент.

— Надежда Петровна! — начал я, прерывисто вздохнув, волнуясь. — Я не знаю, как будет дальше, честно! Может, перенесем это наш большой киоск на ту сторону и будем торговать дальше. Хотя, мне как-то уже не очень хочется, признаться. Может, продадим, если найдутся желающие… — я оглянулся, отец возвращался, идя уже метрах в двадцати от нас, цепляясь то и дело ногами за летающий и валяющийся мусор. Рынок был похож на часть города, население которого в спешке бежало от наступающего неприятеля, забирая с собой, что могло унести и увезти. Все сновали кругом, какая-то женщина, приближаясь, металась между поредевшими торговыми рядами и что-то вопросительно выкрикивала.

— Вон та тетка, — буркнула Полина, выковыливая из киоска, подходя ко мне и отдавая ключи. — Которая спрашивала про киоски, продает ли кто тут их.

— Ты все, Полин, собралась? — спросил я, глянув в сторону тетки и отца.

— Да, все, а чего там собираться-то? — развела та руками и посмотрела на меня совсем убитым взглядом. Всякие ободряющие слова разом застряли у меня в горле, я только выдавил «хорошо, счастливо тебе, спасибо за работу».

— Да не за что, — выдохнула Полина, простилась с Надеждой Петровной и вроде даже с подошедшим отцом и поковыляла домой в трехкомнатную квартиру к дочке-студент-ке и больной старой матери-пенсионерке.

— Что случилось? — попытался пошутить отец, изображая неуместное благодушие. — Все уже погрузили?

— Да, почти все. Сейчас Надежда Петровна допишет последнее и все, — кивнул я.

— Я все. Рома, можешь забирать! — отчеканила старушка.

Я отнес последнюю коробку в машину. Вернулся, отсчитал Надежде Петровне сто двадцать рублей, взял листок с описью товара, мелочь из кассы.

— А вы киоск продаете!? — раздалось за спиной.

Все обернулись. Та самая тетка рубенсовских форм с короткой стрижкой выкрашенных в радикальную черноту волос как раз подошла к отцу.

— Да как вам сказать, можем и продать, если цену хорошую дадите! — отец продолжал пребывать в непонятном мне игривом настроении. Я начал злиться. Явно пришел покупатель, чего перед ним комедию ломать? Договаривайся и продавай!

— А сколько ж вы хотите!? — бойкая тетка насела крепче, периодически дрыгая мясистым плечом в попытках удержать на нем сползавшие лямки сумки.

Отец медлил с ответом. Я и Надежда Петровна вопросительно смотрели на него.

— А вам какой киоск нужен? — развел руками отец. — Целый или половинка?

— Зачем мне половинка!? — почти завопила тетка. — Целый, конечно! А ваш какой!?

— А у нас целого нет… — начал было отец.

— Есть целый! — рявкнул я, хлопнул ладонью по киоску. — Вот этот наш полностью!

Отец растерянно заморгал.

— Этот ваш!? — вцепилась взглядом в киоск тетка и тут же оказалась рядом со мной. — Отлично! То, что надо! Так сколько вы за него хотите!?

Тетка сверлила меня взглядом и поглядывала на отца, определяла главного.

— Вон главный! — повеселел вдруг и я, забавляясь растерянным выражением лица отца. — Все вопросы к нему.

— Так сколько вы хотите за киоск!? — метнулась тетка к отцу.

— Ну… — заскреб тот пальцем в затылке, уперся другой рукой в бок и отставил ногу вперед, приняв любимую «позу декламатора». — Это надо подумать. Вместе две половинки будут стоить семьдесят тысяч.

— Сколько!? — вылупилась на отца тетка.

Отец подобрал ногу.

— Семьдесят тысяч, — повторил он. — Мы столько сами заплатили за две половинки. За одну тридцать тысяч, за вторую сорок.

— Не, я могу только тридцать дать, больше не могу! — отрезала тетка, настойчиво борясь с лямками сумки.

— Ну, — развел руками отец. — Наш стоит семьдесят, меньше никак.

— Ладно! — поняла все тетка. — Я буду тут рядом, похожу еще по другим киоскам, поспрашиваю. Если надумаете, найдите меня.

— А вам зачем киоск? Г де ставить будете? Повезете в другое место? — спросил я.