Манипулятор

— Да не, на ту сторону хочу перевезти, туда же киоски перевозят, там места мало, но я договорилась в администрации, одно мне оставляют уже, сейчас кран приедет к семи вечера, — тарахтела тетка.

Я глянул на часы — 17:08.

— Хорошо, мы вас найдем, если что, подумаем сейчас, — сказал я ей. Тетка умчалась, шустро перебирая своей чрезмерно крупной филейной частью.

— Анатолий Васильевич, ну, я пойду, наверное? — старушка стояла у киоска, собравшаяся, с пакетом личных вещей в руке.

— Ну что, Надежду Петровну, наверное, отпустим? — посмотрел отец на меня.

— Надежда Петровна, вы идите! — сказал я. — Спасибо вам большое за работу, лучше вас у нас продавца не было! — Старушка покрылась тут же красными пятнами на лице от смущения и простодушно заулыбалась, замахав стеснительно рукой. — Правда, правда, Надежда Петровна! Вы у нас образцовый работник! Спасибо вам еще раз! А по поводу дальнейшей работы, если что-то у нас будет, мы вам позвоним. Телефон ваш есть у нас домашний. Сами пока просто не знаем, что и как будет дальше, сами видите…

Я развел руками. Старушка вздохнула, произнесла «ну, ладно, тогда я пошла, счастливо вам, всего хорошего», махнула рукой на прощание и бодро, но грустно пошла в противоположную Полине сторону.

— Все там сошлось? — кивнул отец в сторону товара в «газели».

— Не знаю, я не проверял, они сами писали. На складе будем разбирать, сразу и узнаем, — философски сказал я, сунув руки в карманы джинсов. — Да а чего там может быть ненормально? Ну, пару тюбиков шампуни не будет, даже если и взяли себе, спишем.

Я отмахнулся, не считая нужным даже обсуждать подобные мелочи.

— Ну да, — буркнул отец, закурил и стал мерно расхаживать, созерцая остатки рынка.

— Что там, в офисе, в администрации рынка сказали?

— Да я что-то и не застал там никого, походил, посмотрел, люди какие-то суетятся, как эта тетка, бегают кругом. А толком никто ничего сказать не может, — развел руками отец.

«Вот такие, как эта тетка, все уже узнали и место застолбили на той стороне рынка, а ты проходил там полчаса и ничего не узнал, киоск у нас есть, а места нет», — начал я раздражаться мыслями, которые старался пресечь, уже осознав простое — нет смысла злиться там, где это бесполезно. «Ничего не исправишь. У каждого из нас тот характер, какой есть. И с ним нам жить. Так вот все мы и терпим друг друга», — учил я себя.

— Понятно, — сказал я, пошел к «газели» и стал закрывать кузов, чтоб хоть чем-то занять себя.

— Может, все-таки снизите цену до тридцати!? — объявилась снова тетка, едва я закончил. — А то уже через час приедет кран, я бы киоск купила и тут же его на новое место поставила!

Я огляделся в поисках отца, тот как испарился. В долю секунды в моей голове ясно увиделись картинки будущего, связанные с киоском — он на новом месте, Надежда Петровна за прилавком, покупателей мало, выручки маленькие, прибыль никакая, деньги в товар вложены, оборот низкий, мы с отцом ругаемся, на киоске висит бумажка о продаже, но покупателей нет и так пару лет. Я вздрогнул. Нет уж, спасибо.

— Да! Давайте, за тридцать я вам его уступлю! — принял я решение, слегка напустив на себя озабоченности от сложности принятия такого «важного» решения.

— Правда!!?? — чуть не завопила тетка. — Ой!! Все, беру!!! Ой! Только у меня деньги дома, но я живу здесь недалеко, мне минут десять надо, я мигом туда и обратно, хорошо!?

— Идите, я вас подожду здесь, — произнес я с деланным равнодушием, да так удачно, будто всю жизнь торговал ржавыми киосками, грозящими через пару часов стать ненужным металлоломом. — Только не задерживайтесь.

Последние слова усилили эффект. Тетка с воплем «я мигом!» побежала в сторону слепящего на закате солнца. Я закурил. Внутреннее напряжение сковывало преждевременную радость.

«Зачем нужно просить за этот сраный ржавый киоск семьдесят тысяч, когда он столько не стоит?» — раздраженно подумал я о врожденном неумении отца торговаться и торговать, и за все время нашей работы так и не появившемся в нем коммерческом чутье. «Мы все равно давно уже отбили все вложения и получили прибыль сверху. Да продать киоск за сколько можно и забыть про него! Тем более есть покупатель. Тридцать тысяч — отличная цена, почти половина. Что еще надо, чего жлобиться то, чтоб остаться потом с этим ржавым куском железа?»

Отец как сквозь землю провалился.

«Не хочу я больше заниматься этой розницей, так она меня достала, сил нет никаких, на опте на тех же деньгах больше заработаем». Я докурил и вместе с последней мыслью махнул рукой, соглашаясь сам с собой.

Прибежала тетка, сунула мне тридцать тысяч зелеными купюрами и мы тут же написали договор на обычном тетрадном листе — мы продали киоск, она купила, и обе стороны счастливы и без претензий. Тетка, вне себя от нахлынувшего счастья, снова убежала в сторону заката. Я сунул пачку денег в карман джинсов и дал волю чувствам, расплывшись в счастливой улыбке — гора с плеч!

— Ты чего такой радостный!? — подошел отец.

— Киоск продал, — улыбался я.

— Кому, той тетке!? — отец вытянулся в лице.

— Ага! — я зажмурил один глаз.

— За сколько же!?