maNika

По бульвару проехал пикап, в кузове которого гоготали и стреляли из автоматов в воздух обдолбанные кадога; там же, в кузове, был установлен тяжелый пулемет, но его бандиты не использовали – видимо, экономили боеприпасы. За ним проследовал еще один пикап, точная копия первого, а пьяный водитель третьего не справился с управлением, и машина врезалась в платан. Что вызвало бурю смеха и беспорядочную стрельбу в воздух.

– Что там горит?

– Где? – уточнил я, поскольку пылало всюду.

– Там, – Беатрис кивнула на столб густого черного дыма с востока.

– Нотр-Дам.

– Они не хотят превратить его в мечеть?

– Собор – слишком известный символ, он и базилика Сакре-Кер будут снесены.

– Откуда ты знаешь?

– Наблюдаю за происходящим и делаю выводы. Можем поспорить, что Нотр-Дам и Сакре-Кер будут уничтожены до конца недели.

И моя прекрасная Принцесса поняла, что я хотел сказать.

– Погромщикам плевать на здания, они – тупая сила, не понимающая смысла символов… Но если Нотр-Дам и Сакре-Кер падут, это будет означать, что погромы направляет чья-то злая воля.

– Президент Аббас может быть заинтересован в нынешних беспорядках, – мягко ответил я.

– Почему?! – изумилась девушка.

– Потому что они позволят быстро и окончательно переформатировать общество, отправив в прошлое христианскую культуру и христианские законы. И больше никаких выборов.

Несколько секунд Беатрис молчала, переваривая услышанное, а затем вздрогнула и сильно сжала мою руку. Не со зла на президента, а потому что на улице раздался истошный визг, который не смогли заглушить даже хорошие окна, и из дома напротив вытащили белокурую девочку. К двум здоровякам, которые первыми наткнулись на несчастную и теперь стаскивали с нее джинсы, подтягивались заинтересованные кадога из разбитого пикапа.

– Бен, это Мадлен! – воскликнула моя Принцесса. – Спаси ее!

– Тогда нам придется сразу уехать…

Но переживающая за малышку Беатрис меня не услышала:

– Скорее, Бен, ей всего двенадцать!

– Захар, срочная эвакуация, – произнес я в коммуникатор. – И берем с собой девочку.

– Есть, – коротко отозвался мой человек.

И Беатрис вновь вздрогнула, на этот раз от того, что погромщики начали падать. Вступать в переговоры Захар не собирался, его парни открыли огонь – промахнуться с такой дистанции у них бы не получилось, – и прикончили насильников за три быстрые секунды. Затем шестеро моих ребят выскочили на улицу: четверо прикрывали, двое подхватили пребывающую в прострации Мадлен и затащили в дом.

Я хотел приказать проверить соседнее здание, но в этом не было необходимости: как только девочка оказалась в безопасности, группа из четверых парней перебежала бульвар и скрылась в подъезде.

– Две минуты, патрон, – раздался в наушнике голос Захара.

– Нужно идти, – я поднялся и подхватил с дивана небольшой рюкзак. – Через две минуты здесь будет толпа, с которой нам не справиться.

– Что с родителями Мадлен? – нервно спросила моя Принцесса.

– Захар?

– В доме напротив чисто, – сухо доложил командир телохранителей. – Других пассажиров не будет.

– Они не выжили, – сообщил я девушке. – Мне жаль.

Беатрис кивнула и в последний раз оглядела гостиную. Затем взяла меня за руку – ей требовалась поддержка, – и печально поинтересовалась:

– Мой любимый город падет?

Щадить Принцессу я не собирался и ответил, как есть:

– Есть только один Вечный Город. Все остальные падут.

Париж, что некогда как светлый купол храма
Всемирного блистал,
Стал ныне скопищем нечистоты и срама,
Помойной ямой стал,
Вертепом подлых душ, мест ищущих в лакеи,
Паркетных шаркунов,
Просящих нищенски для рабской их ливреи
Мишурных галунов,
Бродяг, которые рвут Францию на части
И сквозь щелчки, толчки,
Визжа, зубами рвут издохшей тронной власти
Кровавые клочки[11].

Верхний Вест-Сайд

Манхэттен, Нью-Йорк

США

Грохот…

Проклятый, совершенно невозможный грохот… Как будто обрушилась крыша… Как будто приближается камнепад, грозя снести стоящий на склоне горы дом… Как будто…

– Чтоб вы сдохли, – пробормотала Эрна и открыла глаза.

И громко застонала: от яркого света, накатившей дурноты, занывших мышц, особенно – от занывших мышц, потому что проснулась Эрна скрючившись в ванне и теперь с огромным трудом распрямляла руки и ноги.

И стонала.

– Будь оно все проклято!

В голове шум, во рту – неприятная сухость, руки и болят, и дрожат, и такое чувство, будто чужие, общее ощущение: «Вчера было весело!»

Выбравшись из ванны – и едва при этом не упав, – Эрна посмотрела на себя в зеркало и вновь ощутила дурноту, на этот раз – от отвращения. Волосы в ужасном беспорядке, глаза красные, под глазами мешки, из одежды – только футболка и… – последовала быстрая проверка гардероба, – и трусики.

«Трусики на месте…»