Малый дом в Оллингтоне. Том 2

– Я терпеть не могу книг, в которых ничего не понимаю, – сказала Белл. – Я люблю такие книги, которые чисты, как текущая вода, весь смысл которых можно увидеть с одного взгляда.

– Подобная способность так быстро видеть значение должна немного зависеть от читателя, не так ли? – спросила мистрис Дейл.

– Я подразумеваю, что читатель должен быть с некоторым разумением, – ответила Белл.

– А надо заметить, что большая часть читателей не имеют никакого разумения, – сказала Лили. – А между тем они все-таки что-нибудь да извлекают из чтения. Мистрис Кромп, например, вечно сидит за Апокалипсисом и почти выучила его наизусть. Она не в состоянии растолковать себе ни одной строчки, но притом усвоила себе какое-то неясное, туманное, неопределенное понятие об истине. Ей нравится это чтение, потому что оно слишком хорошо и в то же время совсем не доступно для ее понятий, вот почему и мне самой нравится «Путешествие Пилигрима»!

Белл подала ей книгу, с которой и начался разговор.

– Только не теперь, – сказала Лили. – Так и быть, я прочитаю этот роман, тем более если ты говоришь, что он такой прекрасный. Мама, а вы знаете, где они проведут медовый месяц?

– Не знаю, душа моя.

– Он часто говорил мне о поездке на озера.

Наступила другая пауза, в течение которой Белл заметила, что лицо ее матери становилось все мрачнее и мрачнее.

– Однако я не хочу больше думать об этом, – продолжала Лили. – Займусь чем-нибудь другим. Не думаю, чтобы это было так тяжело, если бы я была все время здорова.

– Разумеется, моя милая.

– Теперь я скоро опять буду здорова. Ах, позвольте, мне советовали прочитать «Историю французской революции» Карлейля, кажется, я начну ее теперь. – Прочитать эту книгу советовал Кросби, мистрис Дейл и Белл знали об этом очень хорошо. – Впрочем нужно подождать, пока не получу ее из другого дома.

– Джейн сходит туда и принесет, если ты хочешь, – сказала мистрис Дейл.

– Мне принесет ее Белл, когда пойдет туда после полудня! Ты принесешь, Белл? А я покуда займусь вот этой историей. – И глаза Лили снова устремились на страницы лежавшей перед ней книги. – Мама, я вам вот что скажу: сегодня вы должны иметь некоторое снисхождение ко мне и, когда он пройдет, я больше не буду дурачиться.

– Никто, моя милая, и не думает, что ты дурачишься.

– Никто, кроме меня. Не странно ли, Белл, что это случилось в Валентинов день? Нет ничего удивительного, что они нарочно выбрали этот день. Боже мой! Как часто мечтала я, что в этот день получу письмо от него, письмо, в котором он назовет меня своей Валентиной. Теперь… теперь у него другая Ва… лен… ти… на.

Лили произнесла последнее слово раздельно, не будучи в силах совладать с собой, раздались судорожные рыдания, Лили упала на грудь матери, казалось, что сердце бедненькой разорвется на части. Но все-таки сердце ее не разорвалось, она все еще была тверда в своей решимости бороться со скорбью и побороть ее. Сама она говорила себе, что для нее не было бы это так тяжело, если бы болезнь не произвела в ней расслабления.

– Лили, моя милая, моя бедная, моя несчастная дочь.

– Мама, зачем вы это говорите?

И Лили с болезненным усилием старалась оправиться от истерического припадка, который совершенно ею овладел.

– Я не хочу, чтобы меня считали бедной, а особенно несчастной. Лучше я буду вашей милой Лили. Я бы желала только, чтобы вы побили меня, вместо того чтобы сожалеть обо мне, когда я становлюсь такой глупой. Это большая ошибка – выказывать сожаление людям, когда они строят из себя дураков. На, Белл, возьми твою глупую книгу, я не хочу смотреть на нее. Мне кажется, это она и виновата во всем.

И Лили оттолкнула от себя книгу. После этой маленькой сцены в тот день не было сказано ни слова о Кросби и его невесте. Предметами разговора сделалась перспектива переезда в Гествик.

– Находиться поближе к доктору Крофтсу будет для нас очень удобно, не правда ли, Белл?

– Не знаю, – отвечала Белл.

– Я даже скажу почему – если мы будем хворать, то ему не придется ездить в такую страшную даль.

– Мне кажется, это удобство скорее послужит в его пользу, – сказала Белл, с задумчивым видом.

Вечером явился первый том «Французской революции», и Лили занялась чтением с похвальным прилежанием, но в восемь часов мистрис Дейл потребовала, чтобы Лили, несмотря на дарованные ей «королевские» привилегии, легла спать.

– Знаете ли, мне нисколько не верится, чтобы этот король мог быть таким дурным человеком, – заметила Лили.

– А я верю, – сказала Белл.

– Ну да, потому что ты радикалка. Я никогда не поверю, что бывают короли хуже прочих людей. Что касается Карла Первого, то он, кажется, самый лучший человек за всю историю.

Это был старинный спорный предмет, при нынешнем случае Лили, как больной, дозволено было оставаться при своем убеждении без всяких возражений.

Глава XLV. Валентинов день в Лондоне