Мистрис Дейл отвернулась в сторону, она знала, что на щеках ее все еще были слезы.
– Да, мисс, я вас вижу. Мне нужно переговорить с вашей мама.
– Обойди кругом, – сказала Лили, стараясь избавить мать от необходимости показаться Хопкинсу сейчас же. – Сегодня слишком холодно, чтобы открыть окно, обойди кругом, я открою тебе дверь.
– Слишком холодно! – бормотал Хопкинс по дороге к дверям. – В Гествике будет еще холоднее!
Как бы то ни было, он прошел через кухню, и Лили встретила его в прихожей.
– Что скажешь, Хопкинс? Мама не совсем здорова: у нее головные боли.
– Головные боли? Ну, так я не хочу, чтобы они усилились. По моему мнению, свежий воздух лучше всего помогает от головной боли. Жаль только, что многие его не жалуют. Если вы не будете поднимать на некоторое время рам в оранжерее, то пропадут все растения, точно так же и насчет винограда. Что же! Прикажете идти назад и сказать, почему я не видал ее?
– Ты можешь войти, если хочешь, только потише.
– Потише! Да разве вы слышали, чтобы я шумел когда-нибудь? Извините, мэм, сквайр приехал домой.
– Как! Из Гествика? И привез с собой мисс Белл?
– Он никого не привез, кроме самого себя, потому что приехал верхом, и мне кажется, сейчас же уедет назад. Он желает, мистрис Дейл, чтобы вы пожаловали к нему. Он приказал поклониться вам. Не знаю, имеет ли это какое-то значение.
– Во всяком случае, Хопкинс, я приду.
– А насчет головной боли говорить не прикажете?
– Насчет чего? – спросила мистрис Дейл.
– Нет, нет! Не надо! – сказала Лили. – Мама будет там сию минуту. Иди, мой друг, и скажи это дяде.
Лили взяла его за плечо и повернула к дверям.
– У нее вовсе нет головной боли, – ворчал Хопкинс, возвращаясь к Большому дому. – Как любят лгать эти господа! Если бы я пожаловался на головную боль, когда ее бы вовсе не было, что бы они сказали мне? Бедный человек не должен ни лгать, ни пить и ничего такого не делать.
– Зачем это дядя вернулся домой? – спросила мистрис Дейл.
– Взглянуть, не перемерли ли поросята. Я удивляюсь, почему он совсем не приехал.
– Я сейчас же должна идти к нему.
– О да, разумеется.
– А что сказать ему насчет переезда?
– Я думаю, ничего. По всей вероятности, он ни слова не скажет об этом, если вы сами не заговорите.
– А если спросит?
– Положитесь на Провидение. Скажите, что у вас болит голова, как я сказала это Хопкинсу, а вы меня и не поняли. Я провожу вас до мостика.
И они вместе перешли через лужайку. Лили вскоре осталась одна, и в ожидании возвращения матери гуляла по ближайшим к мостику дорожкам. Во время прогулки она припомнила слова, которые сказала своей матери. Она объявила ей, что считает себя тоже вдовою. «Это так и должно быть, – говорила она самой себе, размышляя о последнем разговоре с матерью. – Что это за сердце, которое может переноситься сюда и туда, смотря по тому, как потребуют обстоятельства, удобство и спокойствие? Когда он держал меня здесь в своих объятиях… – При этом Лили вспомнила место, на котором они стояли. – „Моя любовь! Мой друг! Мой муж! “ Вот, что я говорила ему тогда, возвращая горячие поцелуи. И когда он держал меня здесь в своих объятиях, я сказала ему, что так и должно быть, потому что считала его своим мужем. Он изменился, а я нет. Могло ли случиться, что я перестала бы его любить, и тогда сказала бы ему об этом? Я поступила бы так же, как он поступил! – Дрожь пробежала по всему ее телу, когда она подумала об этом, подумала о леди Александрине. – Но это так скоро, очень скоро. Впрочем, мужчины не то, что женщины».
И Лили ускорила шаги, едва сознавая, где находилась. Она припоминала каждую мысль, каждое слово, сказанное в течение тех немногих, но полных событиями дней, когда она научилась смотреть на Кросби, как на мужа. Она говорила, что одержала победу над своим несчастьем, но бывали минуты, в которые она приходила в отчаяние: «Мне говорят: забудьте его! Но это единственная в мире вещь, которая никогда не будет забыта».
Наконец Лили услышала шаги возвращавшейся матери и заняла на мостике свой пост.
– Кошелек или жизнь! – сказала она, когда мать ступила на мостик. – Отдавайте, если у вас есть что-то стоящее. Есть, например, новости?
– Пойдем домой, – сказала мистрис Дейл, – я расскажу тебе все.
Глава LVIII. Судьба малого дома
В тоне мистрис Дейл, когда она предложила своей дочери идти домой, где обещала передать весь запас новостей, было что-то особенное, не допускавшее никаких шуток со стороны Лили. Отсутствие матери продолжалось целых два часа, в течение которых Лили гуляла по саду и наконец с нетерпением стала ожидать, когда послышатся шаги отсутствующей. В течение этих долгих двух часов между дядей и ее матерью, должно быть, происходило какое-нибудь серьезное объяснение. Свидания, на которые мистрис Дейл время от времени была приглашаема в Большой дом, обыкновенно продолжались не больше двадцати минут, и для того, чтобы передать девицам весь запас новостей, достаточно было пройти раз или два вокруг сада. Однако в данном случае мистрис Дейл решительно отказалась говорить, пока не вошла в свой дом.