Малый дом в Оллингтоне. Том 2

– Относительно него, мама, я ни в чем не хочу сознаться. Есть предметы, о которых не всегда можно рассуждать. – Мистрис Дейл чувствовала, что данный предмет относился к числу таких, о которых она не могла рассуждать. – Поверьте, мама, – продолжала Лили, – я ни в чем не стану вам противоречить, но об этом предмете мы лучше будем молчать.

– Друг мой, ведь я забочусь о твоем будущем счастье.

– Я знаю, но уверяю вас, что вам нет нужды тревожиться из-за меня. Я сама не хочу быть несчастной. Я даже могу сказать, что я вовсе не несчастна, хотя, конечно, я была несчастна, очень несчастна. Я думала, что у меня разобьется сердце. Но это прошло, и мне кажется, что я могу быть счастлива, как и мои ближние. Все мы должны иметь свои радости и свои печали, говаривали вы, когда мы были еще детьми.

Мистрис Дейл увидела, что начало было дурно и что она имела бы больше успеха, если бы не упомянула имени Кросби. Она знала, что ей нужно было высказать, какие убедительные доводы представить своей дочери, но не знала, какие при этом случае следовало употребить слова, каким образом лучше всего выразить свои мысли. Она замолчала, и Лили принялась за работу, как будто разговор совсем затих. Но он еще не кончился.

– Я хотела поговорить с тобой не о мистере Кросби, а о Джонни Имсе.

– О, мама!

– Душа моя, ты не должна мешать мне в том, что я считаю своим долгом. Я слышала, что он говорил тебе, и что ты отвечала ему. Предмет этот я не могла оставить без внимания. Скажи, пожалуйста, почему ты так решительно отказала ему?

– Потому что я люблю другого.

Эти слова были сказаны громко, спокойным и почти сердитым тоном, с выражением до некоторой степени досады, как будто Лили сознавала, что хотя такое заявление было и неуместно, но несмотря на это оно должно быть сделано.

– Но, Лили, подобная любовь, по самому ее свойству, должна кончиться, или вернее сказать, это совсем не та любовь, которую ты чувствовала, когда надеялась сделаться его женой.

– Совершенно та самая. Если жена его умрет и он снова сделает мне предложение, даже лет через пять, я приму его. Я считаю себя обязанной принять его.

– Она, однако, не умерла еще, и, по всей вероятности, не думает умирать.

– Это не важно. Мама, вы меня не понимаете.

– Кажется, что понимаю, и хочу, чтобы ты и меня поняла. Я знаю, до какой степени затруднительно твое положение. Я знаю твои чувства, но знаю также и то, что если бы ты могла убедить себя, принудить себя принять Джонни Имса, как дорогого милого друга…

– Я и приняла его как милого друга. Он действительно мой дорогой милый друг. Я сердечно люблю его, как любите и вы.

– Ты знаешь, что я хотела сказать.

– Знаю, и опять говорю вам, что это невозможно.

– Если ты сделаешь усилие, то все это бедствие будет скоро забыто. Если бы ты принудила себя смотреть на него, как на друга, который мог бы сделаться твоим мужем, тогда бы все изменилось и я увидела бы тебя счастливой!

– Вы как-то странно, мама, хотите от меня отделаться!

– Да, Лили, отделаться именно этим путем. Если бы я могла увидеть, что ты вложила свою руку в его, мне кажется, я была бы тогда счастливейшей женщиной в мире.

– Мама, я не могу вас осчастливить таким образом. Если бы вы действительно понимали мои чувства, то, поверьте, принятие вашего предложения сделало бы вас несчастною. Я совершила бы великий грех, грех, которого женщины должны оберегаться более всякого другого. Сердцем я принадлежу другому человеку. Я отдала себя ему, я любила его и восхищалась его любовью. Когда он целовал меня, я отвечала ему поцелуями и жаждала его поцелуев. По-видимому, я жила только для того, чтобы он мог обращаться со мной ласково. Во все это время я не думала, что поступаю дурно, потому что он был для меня все. Я принадлежала ему всей душой. Все это изменилось, к моему величайшему несчастью, но восстановить все это или забыть невозможно. Я не могу быть той девочкой, как была до его приезда. Я и вы, мама, – две вдовы. У вас есть ваша дочь, а у меня моя мать. Если вы будете довольны, то я – тем более.

Сказав это, Лили встала и бросилась на шею матери. Куда девались все приготовленные доводы мистрис Дейл? Возражения с ее стороны были невозможны, она принуждена была сознаться, что ей надо молчать. Одно только время могло совершить перемену, всякие убеждения были бесполезны. Мистрис Дейл обняла свою дочь и заплакала, между тем как глаза Лили были сухи.

– Пусть будет по-твоему, – произнесла она.

– Да, мама, это лучше. Я должна действовать по-своему, не правда ли? Я только этого и хочу, хочу тиранствовать над вами, заставлять вас исполнять все мои приказания, как и следует доброй и хорошей матери. Впрочем, приказания мои не будут строги. Если вы будете послушны, я не покажусь для вас тяжелою. Опять идет Хопкинс. Я уверена, что он намерен поразить и окончательно уничтожит насо своею речью.

Хопкинс знал очень хорошо, к которому окну следовало подойти, потому что в это время только одну комнату и можно было назвать обитаемою. Он подошел к столовой и приплюснул свой нос к оконному стеклу.

– Мы здесь, Хопкинс, – сказала Лили.