— Вы хотите снова вызвать Жерар Жерара или на этот раз только полицию? — полюбопытствовала она.
— Сначала, разумеется, Жерара, а затем, если понадобится, полицию.
— Подумать только, что я говорю с бывшим заключенным, — посетовала мадам Жерар. — Вы тупы и злы, как те чертовы судейские, к которым думаете прибегнуть.
— Мы должны жить своей жизнью, мадам Жерар, — сказал Джером.
— А вы еще говорите о любви, — задумчиво протянула она, смахивая с пальцев крошки от выпечки.
— Между прочим, — добавила она, — бриошь была черствой.
Джером поклонился.
— Вы думаете, мне есть дело, Джером, черствая у вас бриошь или нет? Нисколько.
— Зачем же об этом говорить?
— Мы всё должны говорить. Иначе невозможна ни дружба, ни любовь. Вы сами меня этому учили, и теперь вы «исцелены».
Джером прочистил горло.
— Мы от вас не требуем ничего невозможного, — продолжил Джером в своей
— Знаете, что творится в моем прекрасном доме в эту минуту? — потребовала мадам Жерар, поднимая руку.
Джером подождал, пока она ответит.
— Жерар Жерар сейчас в постели у прачки.
— И вы, конечно, свободны от всякой ответственности за это?
— Наверное, я ответственна за все, — ответила она. — Но зачем идти домой, чтобы увидеть плоды моей безответственности? Я спрашиваю вас, Джером, и на этот раз ответьте мне как старый взломщик, не как мой пастырь.
— Мадам Жерар, — неуверенно заговорил Джером, и его голос безошибочно выдал, что он теряет терпение.
— И не говорите мне, что любите меня, — предостерегла она, — иначе из меня выйдет эта черствая бриошь. — Она поднесла руку к груди.
— Боюсь, у нас не выбора, иначе как принять против вас меры, — сказал он сбивчиво, возможно, цитируя то, что однажды говорили ему.
— Это все?
— Почему вы в нас не верите?
— Почему вы не любите меня настолько, чтоб позволить мне остаться и насладиться моими «красавчиками», Малькольмом и Кермитом, и моим восхищением Элоизой?
— Во-первых, сейчас пишут портрет Малькольма, а вы нарушите весь порядок и покой.
— Я буду нема, как могила, — взмолилась мадам Жерар.
— Вы захотите посмотреть; знаете ведь, что захотите. А потом вы начнете критиковать то, что увидите, или взъерошите волосы Малькольму, или начнете дразнить кошку.
— Я никогда в жизни не дразнила кошек, и я начала воспитывать кошек раньше, чем вы стали задумываться о пути уголовника.
— Мадам Жерар!
Она тихо зарыдала.
— Если б хоть одному человеку было до меня дело, — проговорила она, — но таких нет. Кроме, может быть, мистера Кокса. Он-то слушает все, что я хочу сказать. Он не говорит мне, что любит меня, даже когда велит мне делать что-то нелепое.
— Думаете, мистер Кокс позволил бы вам угощаться бриошью в своей постели? — поинтересовался Джером.
— Мистер Кокс никогда не отказывал мне от дома, — она защитила астролога.
— Только потому, что вы никогда там не были, — ядовито заключил Джером.
— Мистер Кокс дает мне все, что может, и не делает вид, что готов ради меня на многое. Вы, как все проповедники, делаете вид, что припасли для меня целый мир.
— Вы обвиняете нас в злокозненности?
— Вы говорите больше, чем на самом деле чувствуете.
— Значит, мы лицемеры?
— Вы все говорите о любви гораздо больше, чем обо всем прочем. Особенно вы. Нет, особенно Элоиза, — мадам Жерар задумалась. — Нет, оба вы особенно. Вы профессиональные «любовники», вроде прежних христиан.
— Не надо нас так называть.
— Я не помнила, как ведут себя старомодные христиане, пока не встретила вас. — Мадам Жерар была тверда. — Я видела, конечно, что в вашем ладане мухи плавают, но мне казалось, что просто ваш рассудок немного помутился после тюрьмы. Но теперь я знаю, в чем дело! — воскликнула она триумфально.
— Мадам Жерар, я прошу вас… — закричал Джером.
— Вы — старомодный христианин в поисках паствы.
— Пожалуйста, — вставил покрасневший Джером, — попрошу без вульгарностей и оскорблений.
Мадам Жерар высоко села в кровати и с силой хлопнула его по губам.
— Сядьте, — приказала она. — Я не дам вам представить дело так, будто я потеряла контроль над собой, чтобы вы могли меня избить. Разве в вас не виден садист? Сядьте сейчас же.
Джером сел, лицо его было таким же пунцовым.
— Я видела вас насквозь в тот день, когда Элоиза выходила за вас, — сказала мадам Жерар. — Ваши медоточивые слова, ваша приторная любовь. Под этим медом бьет источник яда.
— Я не стану слушать ваши бредни.
— Такие, как вы, все твердят и твердят про любовь. — мадам Жерар проигнорировала его вмешательство.
Вы среди них худший. Если б вы любили, вам не пришлось бы об этом талдычить. Держу пари, что стоит мне предложить вам прямо сейчас миллион долларов, как вы выйдете из этой комнаты и оставите Элоизу сидеть на заднице. Как будто я не знаю, почему вы хотите заполучить Малькольма и Кермита.
Джером ответил ей улыбкой с такой терпеливой снисходительностью, с таким непревзойденным превосходством, что мадам Жерар переменилась в лице и снова заплакала.