Магистр

Вернувшись в Мерсию-мэнор, Ратленд вначале попробовал поговорить с шаром в кабинете – как деловой человек, а потом, когда ничего не получилось, в комнате артефактов… Ничего не вышло и тут. Шар молчал, причем дознавателю казалось, что он каким-то необъяснимым образом смотрит на него со злобной ухмылкой. Магистр пожал плечами, отнес шар в спальню (на всякий случай спальня у него в доме имелась тоже) и отправился на верховую прогулку. Именно во время прогулки, пуская коня в галоп по-над Темзой-рекой, он и понял, что надо делать. Больше всего этот метод напоминал бы способ, которым пользуются взломщики кодовых замков на сейфах, стесывающие себе кожу на кончиках пальцев металлическим напильником для обретения максимальной чувствительности. Винсент сознательно уходил от контактов с людьми, знавшими его отца, но не играть в игры с собственным мозгом он себе не обещал и экспериментировал с ним вовсю. Мы уже неоднократно видели нашего героя удаляющимся в странный каменный мешок, где он запирался от мира и занимался опытами с объектами-отмычками и собственным сознанием. Кроме того, магистр особенно не появлялся на людях, никто не искал его, никто не приезжал в Дом на холме. Мерсия выглядела необитаемой, и в ней редко горел свет, даже ночью. Кажется, Оксфорд и Все Души с облегчением забыли о том, что в число этих душ не так давно входил соискатель по имени Винсент Ратленд. Поэтому, если бы какой-нибудь отчаянный человек забрел в приобретшую опасную славу усадьбу Мерсия, скажем, во время Рождества, он бы решил, что очутился в доме с привидениями.

Успокоенный этими соображениями, Винсент обратился к яду под названием la cantarella– мы упоминали его в самом начале книги. Это старинное борджианское изобретение убрало с политической сцены не одного противника страшного семейства, и не было никакой гарантии, что на сей раз легендарный яд (некогда составленный им в лаборатории мэтра де Катедраля с целями, толком не известными тогда даже ему самому) не убьет самого создателя. Но что-то подсказывало Ратленду, что именно la cantarellaстанет для него тем стальным напильником, которым он сдерет кожу с пальцев, прослушает замок таинственного шара и откроет сейф. Только работала Кантарелла не с пальцами, а с ледяной головой, и работала хорошо.

И Ратленд выпил яд. После этого магистр с некоторой даже торжественностью лег на кровать, взял в руки шар и стал в него вглядываться. Как только «жидкость престолонаследия» преодолела его биологическую защиту, сознание стало покидать его – неохотно, как вместе с кровью самоубийцы сама жизнь вытекает из ванны в сливную воронку… – но уничтожить Ратленда было не так просто. Теряясь и уплывая, видя, что голодный L-образный огонек странного шара разгорается все сильнее и, кажется, даже краснеет, он увидел и следующее.

32. Свет мертвых

Гвидо Ланцол, его отец, был Созидателем. Таким же единственным, каким стал после него Винсент Ратленд. Гвидо знал своего отца, тот своего, и так до самого начала, терявшегося в глубинах истории, до того первого Ланцола, рыцаря, сопровождавшего Хайме I Арагонского в походах эпохи Реконкисты (вокруг 1230 года) и в крусаде на Святую землю. Попавший в бурю король Хайме до места назначения не добрался, а приземлился на юге Франции вЭгю-Морте. Там он покрасовался перед трубадуром из тамплиеров Оливье ло Темплье и вернулся восвояси, «из любви к королеве своей Беренгарии» отказавшись от дальнейших крестоносных поползновений вдали от родных берегов. Не так обстояли дела с первым оставшимся в истории Ланцолом – Венсаном из галльского города Монпелье, входившего в юрисдикцию Хайме.

Венсан был большим авантюристом и совершенно не желал менять приключения в Палестине на какую бы то ни было любовь помимо любви к Спасителю. Видимо, поэтому корабль будущего Ланцола (ибо при Хайме его знали как «Де Монпелье») не заплутал в Средиземье, в отличие от корабля его сюзерена – как будто воды слушались франкского рыцаря – и он благополучно высадился в древнем галилейском городе Сафаде. Сафад раскинулся на холме, возвышающемся над морем на добрые две с половиной тысячи футов, и славился как центр каббалы, иудейского мистицизма. Почему кораблю де Монпелье повезло так метко пристать к берегу, никто за давностью лет не помнит – видимо, помогли ему звезды и волны.

В Сафаде имелась тамплиерская крепость, а в ней хранилось какое-то ценное копье. Было оно упрятано за семью замками и тремя печатями, и местные шепотом утверждали, что сделано оно из черного серебра. Этот непривычный для оружия металл удивительно крепко держал трехгранную форму, приданную ему изготовителем, и никогда не затуплялся. Древко копья давно истлело, а наконечник тамплиеры хранили пуще зеницы ока.