Я открыла школьное досье Кортни, которое несколько дней назад вручила мне миссис Уэбб со строгим наказом не терять его, не рвать и не копировать из него никакие сведения. Внутри не нашлось ничего примечательного. Написанное вполне соответствовало моему представлению об обеспеченной девочке-ученице частной школы: несколько предупреждений за побег, возможное распитие алкоголя и тесное общение с мальчиками, довольно неплохие оценки. Также имелось назначение школьного психолога, где та рекомендовала ей, как и до этого Бреа, следить за питанием; здесь же было подколото письмо матери Кортни, заявлявшей о том, что никакой контроль ее дочери не требуется.
Досье Дилана, полученное тем же образом, оказалось гораздо пухлее. В нем содержалось множество выговоров, задержаний после уроков и замечаний от учителей, которые жаловались на то, каким перспективным, но проблемным мальчиком он был. В эссе, помеченном «для внутреннего контроля», вскользь упоминались мысли о нанесении себе увечий. Та же школьный психолог в своих заметках выражала озабоченность его «самораздуваемыми фантазиями о широкомасштабном заговоре» и одержимостью Пророчеством. Вот только ничего особенного и удивительного в этом не было. Будучи подростком, Дилан представлял собой пустой сосуд, который он просто-напросто стремился заполнить смыслом, но у него ничего не
Если бы я училась в школе в то же время, что и Дилан, то наверняка обожала бы его. Считала бы на голову выше себя. Чувствовала бы себя такой же потерянной, меня манила бы его сила, как осу влечет лужица пролитой кока-колы. Интересно, каким человеком я казалась, раз, просматривая его досье, испытывала нечто среднее между сожалением и отвращением? Значило ли это, что я выросла?
Я размышляла о том, что бы они подумали об Айви из средней школы. Подружилась бы я с кем-нибудь из этих детей или бродила бы в одиночестве, лишь ненадолго вступая в компании и отсчитывая дни, когда же смогу ото всех сбежать? Если бы я была магом, если бы поступила в Осторн или даже в Хедли с Табитой, было бы сейчас все по-другому? Смогла бы я пережить мамину смерть так, как это сделала сестра?
Я со вздохом потерла глаза и отбросила досье Дилана. Оно было последним в стопке. Собрала все бумаги в кучу и перевернула их так, что папка миссис Уэбб снова оказалась сверху. Я взяла ее, открыла и принялась читать сначала.
Проснулась я от жужжания телефона, лежавшего в нескольких дюймах от моего уха. Вздрогнув, хлопнула себя по лицу. От него отвалилась клейкая бумажка: видимо, прилипла, пока я спала, свернувшись калачиком на полу гостиной среди залежей записей и папок. Я не знала, сколько сейчас времени, но за окном уже стемнело.
В маленькой ванной я умыла лицо, щурясь от тусклых солнечных лучей, проникавших в крошечное створчатое окно. А затем принялась внимательно рассматривать свое отражение в зеркале. Я казалась постаревшей: не знаю, стала ли я старше по сравнению с той, какой была в начале этого дела, или просто выглядела старше своей приснившейся школьной версии. Во сне я стремилась поговорить с Александрией Декамбре. Она фотографировала меня, а я в это время пыталась сказать ей, что влюблена в Сильвию и она должна перестать ей угрожать. Александрия только смеялась в ответ и показывала мне снимки; во сне мои глаза были жирно подведены черным карандашом, как в одиннадцатом классе.
– Ладно, – произнесла я вслух, подбадривая себя, но тут же замолчала: мне было неловко разговаривать сама с собой. Тогда я пару минут, избегая зеркала, глядела в раковину и глубоко дышала. А потом повторила: – Ладно. – Теперь я сказала все, что собиралась.
После этого я вернулась в гостиную, где снова надрывался мой телефон. Меня ждали шесть текстовых сообщений. Одно пришло от папы: сегодня утром ему встретился в газете небольшой комикс про пингвина в костюме детектива, и он прислал мне его размытое изображение.
Другие пять были от Рахула.
В последнем сообщении был на всякий случай указан номер его квартиры. Я чуть не подавилась при виде времени отправки: 18.30.