Магия лжецов

Я подняла на нее глаза, однако не смогла вынести отразившейся на ее лице откровенной беззащитности. Поэтому встала и пересела к ней на диван. Собравшись с духом, я взяла ее за руку. Ее пальцы казались невероятно маленькими.

– Можешь рассказать мне сейчас?

Табита снова тяжело сглотнула, на ее глазах выступили новые слезы. А потом она кивнула.

Мы проговорили несколько часов. Из комнаты улетучился весь гнев, а вместе с ним – переполнявший нас страх. Мы говорили обо всем том, о чем не говорили полжизни. О маме и том, каково это – потерять ее. О папе и том, каково это – наблюдать, как он пробирается сквозь глубины своего горя. Каково это – видеть, как он постепенно вылезает из него.

В какой-то миг она опустила голову на мое плечо. До ее отъезда в методическую подготовительную школу Хедли мы сотни раз так сидели: ноги закинуты на кофейный столик, руки переплетены, плечи соприкасаются. Трудно сказать, когда ее голос начал слабеть, но в определенный момент она перестала мне отвечать. Я посмотрела на нее и увидела, что ее глаза закрыты. Пока я рассказывала, как однажды летом папа пытался заняться садоводством (что закончилось полным провалом), она уснула.

Тогда я аккуратно, придерживая голову Табиты, выбралась из-под нее, накинула ей на плечи одеяло. Решив поступить правильно, я оставила для нее на кофейном столике стакан с водой, хотя могла сделать так, чтобы ей, проснувшись среди ночи с опухшими глазами и больной головой, пришлось бы блуждать в темноте в поисках воды. Возвращаясь из кухни с полупустым стаканом, я остановилась, чтобы посмотреть на нее.

Во сне она казалась меньше. Между бровей пролегла неровная складка, словно ее что-то беспокоило. Эта линия никогда не появлялась, если она смотрела на сложную математическую задачу, зато иногда прослеживалась при взгляде на папу.

Мою грудь внезапно сдавила невыносимая боль. Она – моя сестра. Даже после всего, что случилось – что по-прежнему оставалось между нами и, наверное, будет там всегда, – она была моей сестрой. И мне суждено тянуться к ней.

Пока я накрывала Табиту одеялом, меня охватила странная нежность, какую испытываешь, когда укрываешь спящего человека. Моя сестра заняла диван, а значит, мне придется ночевать в спальне. Прежде чем оставить ее одну, я помедлила – и подобрала с пола лежавший у дивана ноутбук. Не потому что думала, будто она станет его просматривать. Она бы никогда так не поступила. Дело не в этом.

Просто это был вопрос профессиональной осторожности. Не более того.

Я выключила в комнате свет и направилась по коридору в спальню, чувствуя себя нарушительницей. Осторожно открыла дверь. На меня смотрел голый белый матрас, чересчур большой и холодный. Я калачиком свернулась в центре, стараясь не смотреть на стену с письмами, но продолжала держать уши востро, прислушиваться к шепоту, исходившему от страниц. Чтобы как-то отвлечься, я впервые с тех пор, как встретилась с Рахулом, проверила телефон. Меня ослепило яркое голубое свечение экрана. Я прищурилась от режущего глаза света и вздохнула при взгляде на время: было уже глубоко за полночь.

В телефоне меня ждали три сообщения. В первом было приглашение на бранч от женщины, с которой я пыталась подружиться. Второе принадлежало Рахулу, а третье пришло с неизвестного номера.

Мне следовало ответить на приглашение. Правда, следовало. Но тогда пришлось бы оставить нынешнюю Айви – эту временную, невозможную Айви, в которой я начинала растворяться. К тому же с друзьями мне никогда не везло. Люди обычно не задерживаются рядом со мной.

Поэтому я не стала отвечать.

А после, как если бы заказывала третий бокал, зная, что нужно остановиться на втором, открыла послание от Рахула.

«Наверное, для сообщения мне полагается выждать хотя бы день после первого свидания, – гласило оно, – но я не могу перестать улыбаться».

В памяти всплыло воспоминание о его сильных, уверенных руках, и по моей шее растеклось тепло. Я до сих пор чувствовала его опаляющее дыхание на своей шее, когда он прошептал: «Я не тороплюсь, все нормально?» в ожидании моего «да», прежде чем прильнуть губами к ключице. Уже от одного воспоминания мой желудок подскочил, словно я находилась в слишком резко поднимавшемся лифте.

Может, после нескольких часов сна я смогу складывать слова в связные предложения без выпрыгивающего из груди сердца. Уже закрывая глаза, я мельком уловила голубую вспышку – моргающее на экране телефона уведомление. На одно безумное мгновение я решила, что это снова Рахул, а потом вспомнила.

Было еще третье послание.

Мультимедийное сообщение с заблокированного номера. Открыв его, я сразу поняла: его отправил тот же человек, который прислал снимок меня и Табиты, сидевших снаружи бара. Там ждала новая фотография. На ней Табита стояла возле моей квартиры, держась за дверную ручку. Она оглядывалась через плечо. Фото было не лучшего качества, но я все равно сумела рассмотреть выражение лица. Ее словно бы кто-то преследовал.