Мадам Мидас

Мадам Мидас чувствовала себя так, будто приближается к замаскированной артиллерийской батарее, и в любой момент ее может сразить выстрел из самого неожиданного места. Миссис Вилльерс пыталась смеяться над этими ощущениями и сурово винила себя за свое нынешнее нездоровое состояние ума, но тщетно – день и ночь чувство неминуемой беды висело над ней, как дамоклов меч, готовый поразить ее в любой момент.

Если бы только ее муж появился, она бы назначила ему содержание, при условии что Вилльерс прекратит ее беспокоить. Но сейчас Мадам Мидас сражалась в темноте с неведомым врагом. Она начала бояться оставаться одна, и даже когда тихо сидела с Селиной, внезапно вздрагивала и с опаской взглядывала на дверь, будто услышав за порогом его шаги. Неконтролируемое воображение может вздернуть рассудок на мысленную дыбу, в сравнении с которой пытки инквизиции – просто ложе из лепестков роз!

Селину очень огорчало такое положение дел. Она пыталась вразумить и утешить свою хозяйку самыми дружескими поговорками, но мисс Спроттс была совершенно не способна лечить душевные расстройства, и жизнь миссис Вилльерс стала настоящим адом на земле.

– Мои беды закончатся когда-нибудь? – беспокойно расхаживая по своей спальне, спросила она Селину в ту ночь, когда Меддлчипы давали бал. – Этот человек отравил всю мою жизнь, а теперь наносит мне удар из темноты.

– Пусть мертвые хоронят своих мертвецов[67], – процитировала Селина, обустраивавшая спальню на ночь.

– Фи! – нетерпеливо ответила Мадам Мидас, подойдя к французскому окну и открыв его. – Откуда ты знаешь, что он мертв? Иди сюда, Селина, – продолжала она, поманив бывшую няньку, и показала на сад, омытый лунным светом. – Меня всегда ужасает, что он наблюдает за домом. Даже теперь он может прятаться вон там…

И она показала в сад.

Селина выглянула, но ничего не увидела. Там была ровная лужайка, пожухлая и пожелтевшая от жары – она тянулась примерно на пятьдесят шагов и заканчивалась около низкой живой изгороди, красовавшейся у подножия красной кирпичной стены, которая огораживала эту сторону участка. Верхушка стены была усыпана битыми бутылками, а за стеной находилась улица: было слышно, как люди проходят мимо. Благодаря луне в саду было светло как днем, и, как указала Селина своей госпоже, там просто негде было спрятаться мужчине. Но это не удовлетворило Мадам Мидас. Она оставила окно полуоткрытым, чтобы в него врывался прохладный ночной воздух, и задернула красные бархатные занавески.

– Вы не закрыли окно, – заметила мисс Спроттс, взглянув на госпожу. – Если вы нервничаете, при открытых окнах вы не будете чувствовать себя в безопасности.

Мадам Мидас посмотрела на окно.

– При такой жаре я не смогу уснуть, – жалобно сказала она. – Ты не могла бы устроить так, чтобы его можно было оставить открытым?

– Попытаюсь, – ответила Селина.

Она раздела свою госпожу, уложила ее в постель, а потом принялась сооружать нечто вроде ловушки на ночного грабителя. Кровать с пологом на четырех столбиках, с тяжелыми темно-красными занавесями, стояла изголовьем вплотную к стене рядом с окном. Занавески окна и кровати мешали проникнуть внутрь любому сквозняку. Прямо перед окном Селина поставила деревянный столик, так что любой, попытавшийся сюда залезть, опрокинул бы его и разбудил спящую. На столик Селина водрузила ночник и положила книгу – на тот случай, если Мадам Мидас проснется и захочет почитать, как случалось нередко. Рядом с книгой она поставила стакан домашнего лимонада, чтобы можно было попить ночью.

Селина заперла второе окно и задернула занавески. Зайдя в комнату Китти, примыкавшую к покоям Мадам Мидас, служанка заперла тамошнее единственное окно и уже хотела удалиться, но хозяйка ее остановила.

– Ты должна остаться со мною на всю ночь, Селина, – раздраженно сказала она. – Я не могу спать одна!

– Но мне нужно встретить мисс Китти, – возразила женщина. – Она рассчитывает, что дома ее будут ждать после бала.

– Ну, она придет сюда и отправится в свою комнату, – нетерпеливо сказала миссис Вилльерс, – ты же можешь оставить дверь незапертой!

– Что ж, – мрачно заметила мисс Спроттс, начиная раздеваться, – для нервной женщины вы оставляете открытыми очень уж много окон и дверей.

– Я не боюсь, пока ты со мной, – сказала Мадам Мидас, зевая. – Я нервничаю, только когда остаюсь одна.

Мисс Спроттс фыркнула и заметила, что «лучшее лечение – это профилактика». Потом она легла в постель, и вскоре они с хозяйкой крепко уснули.

Селина лежала с краю кровати, и миссис Вилльерс, чувствуя себя в безопасности оттого, что она не одна, спала спокойным сном. Ночь медленно тянулась, в комнате не раздавалось ни звука, кроме размеренного тиканья часов и тяжелого дыхания двух женщин.

* * *

Когда Китти вернулась с бала и пожелала спокойной ночи миссис Риллер и Беллторпу, сонный слуга впустил ее в дом. Потом миссис Риллер, чей муж уехал домой тремя часами ранее, отбыла вместе с Беллторпом, и Китти вошла в комнату Мадам Мидас. Сонный слуга, благодарный за то, что его ночная вахта закончена, отправился в постель.