Мачо чужой мечты

Алексей Николаевич Оренбургов-Юрский был признанным художником. В юности он, как многие, испытывал трудности, поэтому работал литсекретарем, но в зрелые годы обрел материальное благополучие. Картины Юрского, слегка кондовые, по-советски правильные, вызывали презрительную усмешку у диссидентствующих эстетов.

— Только посмотрите на полотно, — говорили они, передергиваясь от отвращения, — «Утро в колхозе», «Урок в сельской школе», «Проводы в армию»! Да Юрский везде ставит в центр композиции одну и ту же женскую фигуру! Просто меняет одежду! Самотиражирование! Ни таланта, ни оригинальности, ничегошеньки у Лешки нет.

Но это было шипением в кустах, официальная критика хвалила живописца взахлеб, на Алексея Николаевича потоком лились награды и премии. А еще Юрский везде успевал, энергия била из него ключом. Художник вскакивал в пять утра, до полудня рисовал в мастерской, потом мчался заседать на каком-нибудь собрании, после летел на открытие выставки коллеги, вечером веселился на вечеринке. Не случалось ни одного светского мероприятия, где бы не мелькала дородная фигура Юрского и не слышался его густой бас прирожденного барина.

— На Лешку давно работают рабы, — зудели заклятые приятели, — он лишь подписывает полотна.

Слухи о чужих талантах, которыми пользуется Юрский, выросли после того, как художник еще начал выпускать книги, сказки для детей.

— Вообще обнаглел, — возмущались теперь еще и писатели, — везде без мыла влез, лижет на самом верху задницы, поэтому и литератором стать разрешили.

Слухов о Юрском хватало, и все они были грязными, зато газетные рецензии пестрели словами «удивительный художник», «талантливый прозаик», «значимое общественное лицо». Похоже, Алексею Николаевичу было наплевать на мнение окружающих, книги и картины он создавал с завидной регулярностью, чем бесил как врагов, так и друзей.

У Алексея были жена Ирина и сын Юрий. Если о главе семьи говорили постоянно, то о супруге сообщить было нечего. Ира не работала, вернее, она числилась смотрителем в одном из московских музеев, но на службе никогда не показывалась. Женщина вела хозяйство, принимая бесконечных гостей. Алексей Николаевич был хлебосолен, домой он возвращался к полуночи и редко не приводил с собой пять-шесть приятелей. Ирина покорно угощала всех, улыбалась и не демонстрировала ни малейшего недовольства. Идеальная супруга, ни разу не поставившая мужа в щекотливое положение, замечательная мать, верная жена.

Представьте изумление окружающих, когда они узнали о внезапной кончине Ирины, совсем еще не старой дамы, полной сил и здоровья.

Глава 18

Официальной причиной смерти был назван рак, но уже через день после гибели Ирины тучами зароились слухи.

— Какая ерунда! — восклицали сплетники. — Она ничем не болела. Вон Сергей Петрович был у Юрского третьего дня дома, Ирина, как всегда, улыбалась.

— Она ему изменяла, — с горящими глазами шептали дамы, — Юрский жену убил.

Еще сильней возбудили толки похороны несчастной, Ирину закопали почти тайком, на второй день после кончины, не предупредив никого о церемонии.

— Ну дела, — разводила руками Ада Марковна, всегда занимавшаяся в Союзе писателей скорбными ритуалами, — мне ничегошеньки не сказали. Может, со стороны художников помогали?

Тема смерти Ирины Юрской стала главной на кухнях, в салонах и ресторанах, где собиралась творческая интеллигенция. Через две недели после смерти жены Алексей Николаевич явился на открытие очередной выставки, не обращая внимания на множество косых взглядов, он разрезал красную ленточку и пошел пить шампанское. Естественно, живописца за глаза осудили, но Юрский приготовил сплетникам новую порцию жареного.

Десятого ноября в Дубовый зал Дома литераторов влетела Роза Дадаева и заорала:

— Вера! Знаешь новость?

Жена писателя Сергеева, мирно жевавшая у камина фирменного цыпленка-табака, подавилась и сердито ответила:

— Что случилось? Отчего такой крик?

— Оренбургов-Юрский женился, — завизжала забывшая о приличиях Роза.

Все присутствующие замерли и повернули головы к Дадаевой.

— Врешь! — выпалила Сергеева.

— Нет, — гордая тем, что стала первой вестницей потрясающей новости, замотала кудлатой головой Роза, — только что расписались.

Зал загудел.

— Это неприлично, — старалась перекричать всех Роза, — даже трех месяцев не прошло после кончины бедной Ирочки.

Еще через день стали известны новые подробности. Оказывается, второй мадам Юрской стала некая Варвара, дальняя родственница Ирины, привезенная из провинции в качестве домработницы.

К Новому году не осталось ни одного человека, который бы сомневался в произошедшем, теперь все знали суть дела: Ирина застала Алексея в одной постели с прислугой и выбросилась из окна.

Эта версия объясняла все: поспешность похорон первой жены Алексея Николаевича, нежелание вдовца устраивать пышные проводы и неприлично быструю вторую женитьбу. Еще сильнее языки замололи после того, как у Варвары родилась дочь. Младенца объявили шестимесячным, чем вызвали улюлюканье толпы.