Лжедимитрий

— Поздравляю тебя, Марина. То, чего ты удостоилась, дано тебе Богом для того, чтобы ты своего супруга, чудесно тебе от Бога дарованного, приводила к соседской любви и постоянной дружбе с нами, для блага нашего королевства, ибо, если тамошние люди прежде сохраняли согласие и соседственное дружество с коронными землями, то тем более теперь должен укрепиться союз приязни и доброго соседства. Не забывай, что ты воспитана в королевстве польском, здесь получила ты от Бога своё настоящее достоинство, здесь твои милые родители, твои кровные и друзья, сохраняй же мир между обоими государствами и веди своего супруга к тому, чтоб он дружелюбием и взаимным доброжелательством вознаградил отечество твоего родителя за то расположение, какое испытал здесь. Слушайся приказаний и наставлений своих родителей, уважай их, помни о Боге, живи в страхе Божием, и будет Божие благословение над тобою и над твоим потомством, если Бог тебе дарует его, чего мы тебе желаем. Люби польские обычаи и старайся о сохранении дружелюбия и приязни с народом польским.

Король перекрестил трепещущую девочку, которая снова, точно ребёнок, упала к ногам Сигизмунда. Она рыдала, захлёбываясь слезами.

Даже суровый Власьев не выдержал — у него на глазах показались слёзы.

— Ишь, бедного ребёнка раскивилили... Статочное ли дело говорить экому младенцу про великие государские дела... Ещё занеможет бедное дите, а с меня взыщется, — бормотал он себе под нос.

XXI. Димитрий у Ксении и Ксения у Димитрия

Да, удивительная, непостижимая личность этот царь-бродяга, царь-проходимец, царь, «не помнящий родства!..» При всей своей кипучей деятельности, которой хватило бы на десять человек, при всём разнообразии развлечений и удовольствий, на которые также хватало и сил, и времени у этого изумительного человека, у этого «беса», каким он после показался москвичам, — удовольствия, которым он, как и работам государственным, отдавался со всем пылом молодости и со всею страстностью своей огненной, если можно так выразиться, — тропической, африканской натуры, хотя его рыжеватость отрицала, кажется, в его крови всякий намёк на африканизм происхождения, — при всём этом непостижимое существо, носившее имя Димитрия, сильно скучало по своей возлюбленной, по Маринушке Мнишковой. Это была первая любовь — первая любовь демона.

А между тем и после обручения Марина не ехала к своему коронованному жениху-проходимцу. Старый Мнишек отчасти потому медлил приездом в Москву, что выжидал, насколько крепко усядется на троне удивительный женишок его красавицы Марыни, а отчасти для того, чтобы побольше выдоить у него денег. А он доил его бессовестно! Он обирал и Власьева, который сыпал батюшке своей будущей царицы золото просто лопатами, словно просо, он обирал и московских купцов, заезжавших в Польшу, набирая у них всяких дорогих товаров на сотни тысяч, и в то же время жаловался будущему зятьку-царю, что он разорился на пиры для своей Марыни, для поддержания гонору тестя царя московского.

С другой стороны, хитрый воевода, желая ещё дольше подоить московскую коровёнку, послал Димитрию такую шпильку, которая попала в самое сердце тому, кому предназначалась. Мнишек сообщал Димитрию в одном письме, что до него дошли невероятные слухи о том, якобы дочь Бориса Годунова, красавица Ксения, «слишком близка к нему...» Старая лиса, специально поставлявшая своему королю любовниц, вроде Барбары Гижанки, ходок насчёт женского естества и профессор амурных дел, Мнишек хорошо знал с этой специальной стороны сердце человеческое, не зная его совершенно с другой, — и ударом по столу заставил ножницы отозваться...

Действительно, старый воевода был прав: между Димитрием и Ксениею, как в то время выражались русские люди, «доброе совершилось...» Как оно «совершилось» — сами Димитрий и Ксения не могли бы сказать, но оно совершилось...

В первые дни по вступлении на престол, Димитрий, посещая московские соборы и монастыри, отправился молиться и в Новодевичий. После службы он спросил настоятельницу — в церкви ли находится Ксения.

— Она моя племянница, — сказал он. — Хотя отец её, Борис, и учинился изменником мне, великому государю, и за то погибе лютой смертию, токмо дочь его в том неповинна. Я хочу видеть царевну Аксинью. Здесь она?

— Нет, царь-государь, — отвечала игуменья, низко кланяясь.

— Как нет? Мне доложили, якобы она в Новодевичьем.

— Точно, государь, — она в нашей обители, но в храме её ноне не было.

— Чего для?

— Немоществует она, великий государь.

Действительно, Ксении на этот раз не было в церкви.

Узнав, что в монастырь ожидают царя, она сказалась больной и осталась в своей келье.

— Я хочу видеть её, — сказал Димитрий. — У неё никого не осталось, окроме меня, — она сиротка.

Игуменья тотчас же послала сказать Ксении, что к ней идёт царь... Вышед из церкви, Димитрий прямо направился в келью сиротки, к которой провела его сама настоятельница.