Лунные пряхи. Гончие псы Гавриила

– В общем, у тебя есть чем заняться. Вот, пожалуйста, видишь? Ладно, я наверх, и если никого не увижу, подам знак, что дорога свободна, тогда можешь не прятаться и расправляться со следами, пока я буду маячить там и ждать удачи. – Я остановилась и с недоверием посмотрела на него: в тени деревьев он был поразительно похож на своего брата. – Ты ведь будешь тут, пока я не вернусь?

– Можете быть уверены, – сказал Колин. – Но знаете…

– Что?

Он казался озабоченным.

– Не нравится мне, что вы подниметесь, это может быть небезопасно. А нельзя ли придумать что-нибудь другое?

– Я в полной безопасности, даже если лоб в лоб столкнусь с Джозефом, если, конечно, тебя при этом не будет видно, – заверила я его. – До чего же ты похож на брата, а!

– Кроме моих грехов, – сказал Колин и засмеялся.

Он остался ждать в пятнистой тени, а я выбралась на край ущелья и осмотрелась. Ландшафт был совершенно безжизненным, как в первые четыре дня творения. Я показала Колину большой палец и бодро направилась к кипарисовой роще.

Тропа была ровная, солнце сияло, величественно сверкала небесная синева. Крошечные желтые цветочки танцевали в пыли под ногами. Над кустами лаванды носились и щебетали щеглы, а пятнистая змея, проскользнувшая через тропинку, была столь же красива, как и они…

Собственно, все было точно таким же, как и час назад, только я теперь была счастлива. И на сердце было легко, и шагалось тоже легко, я словно летела по камням к темной тени рощи.

Я гадала, как быстрее привлечь внимание мужчин. И тут подумала, а почему бы мне не поднять шум? Мне хотелось петь. Что ж, почему бы не попеть?

И запела. Звук весело отдавался эхом от скал, а потом терялся и смолкал в кипарисах. Помня, как вчера разносился звук на этом склоне, я была уверена, что меня услышит всякий, находящийся поблизости.

Я специально остановилась перед темным густым массивом кипарисовой рощи, потом замолчала, как бы любуясь пейзажем. Наконец я запрокинула голову и, прикрывая ладонью от света глаза, попыталась рассмотреть верхнюю часть основного ущелья.

Несмотря на то что я довольно хорошо знала место, потребовалось время, чтобы сориентироваться. Я начала с ущелья, затем проследовала взглядом к скале, где находился источник наяды… да, там виднелось углубление, на вид до абсурда маленькое, а ведь там должно было находиться покрытое цветами альпийское пастбище. Пастушья хижина где-то сзади, вне видимости. А выступ…

Выступ расстроил мои планы. Он мог быть в полудюжине различных мест, но я правильно выбрала направление и минут шесть терпеливо наблюдала.

Ничто не шелохнулось. Никакого движения. Не мелькнуло что-нибудь белое, не сверкнуло стекло или металл. Ничего.

Моя проверка не дала результатов, но провести ее было надо. Еще минута-другая, и я повернулась и пошла назад. И тут возник страх, необъяснимый, но тем не менее сильный, даже сильнее желания найти Марка, – а вдруг, пока я отсутствую, Колин каким-нибудь загадочным образом опять исчезнет. Но нет, он спокойно сидел под кустом и поднялся мне навстречу с выражением нетерпения на лице.

Я покачала головой:

– Никаких признаков. Честно говоря, я такого не ожидала. Они ушли к каику. Так что пойдем за ними. И нам лучше поспешить, потому что мне надо возвращаться.

– Послушайте, зачем вам себя мучить и идти туда. Я и сам справлюсь, – сказал брат Марка.

– Нет уж, позволь, все-таки я пойду с тобой. Во-первых, мне многое надо сообщить Марку, а во-вторых, даже Джозеф лишний раз подумает, прежде чем решится стрелять в тебя у меня на глазах.

– Тогда дайте я пойду впереди, – сказал Колин. – Я хоть немного расчищу дорогу этой палкой. И отдайте мне вашу сумку, я не могу позволить вам ее нести.

– Спасибо. – Я смиренно отдала сумку и последовала за ним между деревьями.

Шел он довольно быстро. Он снова стал самим собой, и, очевидно, все, чего он теперь хотел, – это отыскать брата и отряхнуть критскую пыль со своих веревочных подошв. Я его вполне понимаю.

– Зачем это вы пели? – спросил он через плечо.

– Пела? – Я даже забыла, что пела.

– «Люби меня нежно».

– Ах да, кажется, это.

– Неудивительно, что Марк не вышел! – сказал он со смехом.

Это была грубость, которой я не ожидала от него, от этого мальчика. Я почувствовала, как горят щеки.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ну, он же такой утонченный. Ему подавай только «Воццека» или там концерт для трех стаканов пива и фагота. И Чарли тоже такая, только она играет на публику, ну прямо настоящая театральная школа. Чарли – это моя сестра Шарлотт. Мы с Джулией любим поп, Джулия – моложе меня. А Энн, ей вообще медведь на ухо наступил.

– Понимаю.

– А вы ведь немного старомодны, верно?

– Наверное. Но послушай, я умираю, как мне хочется знать, что с тобой произошло. Вот если ты расскажешь мне все, мы, прежде чем доберемся до Марка, сможем составить общий полный рассказ.

И вот что он рассказал мне, часто замолкая, ведь при подъеме по склону ущелья нелегко было еще и говорить: одолевала одышка.