Лунные пряхи. Гончие псы Гавриила

– К тому времени я не все обстоятельно обдумал, но если оглянуться назад, то, кажется, уже понял, что произошло. Они были страшно обеспокоены исчезновением Марка. Джозеф, должно быть, целых два дня тщательно обыскивал всю местность и не обнаружил никаких следов. Вы сказали, что он побывал и в горных деревнях и тоже вернулся ни с чем, и в Айос-Георгиосе, конечно, тоже ничего не было слышно. Таким образом они решили, что Марка нет в живых. Вряд ли бы Джозеф задумал убить меня, София воспротивилась бы, да и Стратос – тоже, наверное. И Тони был бы против, если бы Джозеф решился еще раз заговорить об этом. Возможно, он просто отступился и предоставил им самим решать мою судьбу.

– Может быть. Думаю, тут ты прав, но я не понимаю, как они могли позволить тебе уйти… Фрэнсис так вообще предположила, что они тебя убили. Что же произошло дальше?

– Вчера не София, а Джозеф принес мне поесть. Я слышал, как стучат по лестнице мужские башмаки, и мне удалось перекатиться и украдкой взглянуть через дырки в полу. Джозеф был в своем критском костюме, на поясе – нож, в одной руке – ружье, в другой – еда для меня. Он остановился ниже этажом, поставил ружье к стенке… помните те квадратные жестяные короба?

– Да.

– Он вытащил из кармана автомат и спрятал за одной из них..

– Автомат? Ты хочешь сказать, автоматический пистолет?

– Ну да, я думаю, это одно и то же. Вот этот. – Он засунул руку под овчину, достал наводящее ужас оружие и замер, взвешивая его в руке и усмехаясь с видом маленького мальчика, застигнутого за запрещенным занятием.

– Колин!

– Наверное, это пистолет Алекса. Жаль, что он не смог воспользоваться им первым. Тяжелый, правда? – Он услужливо протянул пистолет мне.

– Я не прикоснусь к нему, даже если бы заплатили! Он заряжен?

– Нет. Я вытащил патроны, но взял с собой. Видите?

– Ты, оказывается, умеешь обращаться с этой штукой, – приободрившись, сказала я.

– Не совсем. Но в училище мы все время возились с винтовками, так что можно догадаться. По сравнению с винтовкой пользы мало, конечно, но с ним чувствуешь себя немного лучше, верно?

– Ради бога! – Надо признать, я посмотрела на этого способного ребенка с некоторым раздражением: все его спасение шло неправильно. Теперь получалось так, что Колин сопровождал меня к Марку. Без сомнения, Ламбис будет снаряжен проводить меня домой…

– Собственно говоря, я его сам побаиваюсь, – признался Колин и убрал пистолет. – Послушайте, мы ведь, кажется, забрались довольно далеко? Здесь слишком открытое место.

Мы подходили к началу ущелья. Немного впереди я видела место, где река под гребнем горы выбивалась из-под нагромождения камней и зарослей деревьев. Мне показалось, что я узнала старую оливу с искривленным, будто от подагры, стволом, где Ламбис прятал еду.

– Да, здесь нам придется идти без укрытия. Для начала я покажусь одна, на случай, если кто-нибудь будет поблизости.

– Ладно. Вы не возражаете, если мы сперва немного отдохнем… ну минутку? Вот здесь будет удобно и посидеть.

Колин вскарабкался немного повыше по южному склону ущелья, там нашелся участок ровной земли. Колин разлегся на солнце, а я села рядом.

– Так заканчивай свою историю, – сказала я.

– Где я остановился? А, Джозеф спрятал пистолет. И вот он поднял винтовку и пошел дальше вверх по лестнице. Потом я пытался есть, а он положил винтовку на колени и так сидел, следил за мной. У меня кусок застревал в горле.

– Могу себе представить.

– Я пытался как-то объясниться на греческом, но я ведь на самом деле ничего не знаю. – Он усмехнулся. – Вы, когда разбудили, слышали почти весь мой репертуар.

– Чудеса. Если бы я не поняла, кто ты, я бы посчитала, что передо мной какой-то угрюмый тупица. Где ты достал этот маскарадный наряд? София?

– Да. Во всяком случае, мне удалось припомнить кое-что из классического греческого, и я попытался это применить. Я вспомнил слово «брат» – адельфос – и решил проверить его на Джозефе. Очевидно, это все еще то же самое слово. Я и не думал, что Фукидид[37] и вся эта петрушка когда-нибудь пригодится.

– Значит, пригодилась?

Его рот сложился в скорбную гримасу, и он вдруг перестал казаться таким юным.

– Я произнес это слово. Он сказал: некроз, и, чтобы я уже наверняка понял, что это означает, даже провел рукой себе по горлу, вот так… как бы перерезая его. Потом еще усмехнулся, гад такой, мерзавец!.. простите.

– Что?.. О, ничего, ничего…

– Марк, когда я ругнусь, всегда набрасывается на меня как сумасшедший.

– Марк? В самом деле?

– А, ладно. – Он перекатился на бок и стал смотреть вниз. – Я считаю, это естественно, когда человек в школе ругается, но дома, в присутствии девчонок, – дело другое.

– Если Шарлотт в театральном училище, – сказала я сухо, – она вряд ли от тебя отстает.

Он засмеялся: