Катер не выгребал против ветра — нас сносило к берегу, на затопленные мертвые деревья, и моторист прекратил в конце концов бесполезную борьбу: когда до берега осталось рукой подать, рулевой бросил якорь, и катер заплясал на натянутом канате… Ни у кого не было уверенности, что канат выдержит, что катер не сорвет, и мы весьма оживленно обсуждали, как будем вплавь добираться до суши… Когда ветер стих и чуть-чуть посветлело, мы насчитали рядом с катером до дюжины крокодилов, выставивших из воды глаза и ноздри…
Тишина наступила так же внезапно, как началась буря. Облака над нами поголубели, и обозначилось палевое пятно в зените, дальний берег укрылся за темно-синей вуалью. Только Нил не мог успокоиться: по расплавленной воде его кружился мусор, кружились сорванные зеленые островки; Нил переживал случившееся, и в глубине его еще клокотала ярость.
…Буря бурей, а программа программой: мы не повернули обратно, мы поплыли дальше к Мёрчисон-фолсу и наконец увидели стиснутый черными стенами семиметровый поток, у основания которого кипел белый вал… Речники наши не осмелились близко подойти к водопаду: даже на почтительном расстоянии казалось, что бьют здесь со дна Нила мощные ключи, разделившие поверхность реки на выпуклые круги…
Но самое удивительное все-таки поджидало нас, когда мы повернули от водопадов обратно. В затишье, в открытом заливе, защищенном от быстрых струй мысом, вода буквально кишела крокодилами и бегемотами. Крокодилы дремали, опустив головы и хвосты под воду, выставив спины, и было им так тесно в реке, что приходилось перелезать через соседа, если у одного из крокодилов появлялось желание переменить место… А бегемоты торчали из воды вокруг крокодилов, разевали пасти и дергали маленькими ушами, недоверчиво поглядывая на катер…
В Египте, в гробнице вельможи Тии у Каира, я видел фреску, изображающую бегемота, схватившего крокодила поперек туловища. Здешние бегемоты и крокодилы, несмотря на огромное количество их, как будто жили в мире… Как же тесно было зверью в Египте несколько тысяч лет назад, если между бегемотами и крокодилами происходили смертельные схватки?!
…Совсем после бури, однако, не прояснилось. Солнце лишь чуть просвечивало сквозь облака, освещая нам дорогу. Вода у катера отливала желтизной, а у берегов имела сиреневый оттенок. В лагунах цвели голубые кувшинки, которые в Египте называют лотосами. Пахло тиной.
Несмотря на довольно-таки поздний час, у парома выстроилась длинная вереница легковых машин: владельцы их, очевидно, намеревались ночевать в Параа Лодже.
Дэвид уже ждал нас на левом берегу — нам предстояло ночевать в Масинди.
Едва мы ступили на землю, как все вдруг почувствовали огромную усталость. Мы катили по оранжево-синей саванне мимо слонов и буйволов, но никто уже не высовывался в окно с фотоаппаратом. На заднем сиденье играли в шахматы, кто-то дремал. Даже короткий вскрик Дэвида «Физи! Гиена!» никого не вывел из равнодушного состояния.
Гиена, выскочив из зарослей на дорогу и сперва не разобравшись в ситуации, затрусила нам навстречу, а потом пустилась наутек.
Я заставил себя встать и смотреть. На слонов. На буйволов, которых Дэвид называет то буффало, то ньяти. На вечернюю саванну, совсем не похожую на ту, что мы видели утром. Холодный влажный ветер постепенно унес усталость, но утренняя острота ощущений все-таки не возвратилась, и я повторял про себя:
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Ливень хлынул сразу же, как только мы расстались с отелем «Масинди». На дожди нам везет. Пришлось закрыть верх микробаса и пришлось закрыть окна. Как будто и нет ничего в этом особенного, но усиливается ощущение изолированности от внешнего мира, что не украшает путешествие.
Дождь и потом шел зарядами, но даже в перерывах между ними верх микробаса не просыхал — так влажен был воздух: ветер гнал по тенту темные кругляши капель и сбрасывал их на дорогу.
Появились плантации сизаля. Поменьше, чем в Кении между Ньери и Найроби, но все-таки не маленькие.
Вдоль шоссе — кучки круглых хижин без дверей; двери, запоры, заборы — все это как-то уж очень символично в Африке, а в деревнях в них вообще нет никакой нужды.
Первая наша остановка — в городке Хойма. Он уступает по размерам Масинди, но зато Хойма — столица королевства Буньоро. Дворец мукамы — белое с синим здание — обнесен двумя соломенными изгородями, и перед дворцом — караулка, возле которой стоят солдаты и вывешен плакат, предупреждающий нежелательных визитеров, что доступ к мукаме весьма и весьма ограничен.