Лунные горы

Паром работает с 8 утра до 6. 30 вечера.

При несчастных случаях машины администрации парка пользуются паромом вне очереди».

Объявление, особенно первая строка его, достаточно красноречиво, и у нас было время подумать об этом, пока паром медленно полз через Нил к нашему берегу— ползло странное сооружение на трех «китах»-поплавках, шлепающее плицами по воде и несущее на себе вполне современные машины и еще какие-то грузы.

С нашей стороны паром тоже поджидали машины и поджидали рыбаки с тюками подвяленной и подкопченной рыбы, завернутой в мешковину и сети. Рыбу выловили рыбаки из народности луо на озере Альберт, и называли они ее на своем языке ангара: что это значит — бог весть. Озеро Альберт рыбой богато, и особенно славятся нильский окунь и так называемая тигровая рыба; скорее всего ими и были набиты мешки. Вообще, хотя в Уганде и добывается около 70 тонн рыбы в год (я имею в виду промышленный вылов), но развитию рыболовства, как нам объяснили, мешает «разнорыбица» — нет больших однопородных косяков.

Здесь, ниже водопадов, Нил уже спокоен. Дремлют на песчаной отмели бегемоты, издали они кажутся темной полосой, проведенной по светлому песку, и мы сначала не обратили на них внимания. Но более зоркие рыбаки сказали нам на своем языке:

— Рауо, — и почтительно поцокали при этом.

Мы ничего не поняли и обратились за разъяснением к Дэвиду.

— Кибоко, — машинально перевел он на суахили и, смутившись, поправился: — Гиппо.

По противоположному берегу невдалеке от одноэтажных домиков маленького поселка бродил слон — прохаживался у самой воды от нечего делать.

Зато трясогузка, бегая по желтой кварцевой гальке у наших ног, не зная покоя, склевывала насекомых.

В тихой заводи плавала прибитая к берегу сальвиния — грозный сорняк тропических рек с рубчатыми нежно-зелеными листьями, собранными в розетку.

Паром наконец пристал к причалу, и тогда тихоголосые учтивые рыбаки с пиратским кличем «Карамбе!» подхватили свои тюки и первыми бросились на абордаж. И первыми овладели паромом еще до того, как его разгрузили.

Поскольку мы стояли в очереди машин, а не в очереди рыбаков и прочих индивидуалистов, нам на пароме тоже досталось место, хотя на поверку его обнаружилось не так уж много.

На пароме, как и у причала, висело объявление точно такого же содержания.

Уже после того как мы вновь ощутили под ногами земную твердь, прибыв в поселок Параа Лодж, у отеля того же названия мы узнали вот еще что: «Осторожно! Вокруг отеля бродят дикие слоны!»

У отеля бродили не только дикие слоны (ручных, кстати, в Африке нет). Неожиданно перед окнами ресторана, где мы намеревались ланчевать, мелькнула экзотическая фигура с ярким боевым щитом и боевым копьем, в ярких нарядах с перьями, с жутко раскрашенным лицом. Поскольку о возможности нападения «дикарей» плакаты у отеля не предупреждали, постояльцы отеля, побросав нестынущие в Африке блюда, выскочили наружу и с удивлением стали наблюдать за энергично скачущей фигурой вождя неведомого племени, бесстрашного, что не подлежало сомнению, война.

Отплясав положенное время, вождь, уже в другой исполнительской манере, прошелся перед постояльцами, предлагая им по достоинству оценить его искусство, а потом, лишь слегка освободив себя от обременяющих одежд, сел в собственный лимузин, стоявший неподалеку, и куда-то укатил — надо полагать, у него еще оставались дела на сегодняшний день.

После ланча Дэвид вновь отвез нас на берег Нила, и там мы погрузились на белый катер под брезентовым верхом; на мачте развевался зеленый флаг с желтым кругом, в центре которого красовалась желтая голова антилопы. Моторист и рулевой приветствовали нас, вскидывая к правому уху вывернутую ладонью вперед руку и широко, но чуть иронически улыбаясь: давно, наверное, надоели им ахающие при виде каждого кибоко иностранцы.

Катер выполз на середину Нила и, неторопливо постукивая мотором, пополз вверх по реке в сторону Мерчисон-фолса.

Нил не казался широким в этом месте, но все-таки с середины реки берега просматривались неважно, особенно детали, а детали нам прежде всего и были нужны. Многоопытные гиды это прекрасно понимали и, обогнув отмель с кибоко, повели катер вдоль левого, заросшего непроходимым лесом, берега реки.

Странный это был лес. Форпост его составляли выдвинутые в воду — местами почти по грудь — высокорослые, но худощавые деревья. В молодости они стойко сопротивлялись натиску нильских вод — переходили временами даже в наступление, — но где-то на переходе от юношества к зрелости, не перенеся возрастных изменений, не выдержали, погибли.

Их смерть не прошла незамеченной для леса, особенно для его наиболее подвижных крылатых обитателей: на ветвях погибших деревьев свили гнезда цапли и развесили гнезда-фонарики ткачики. Кстати, не обязательно ткачики-вдовушки: ткачей вообще орнитологи насчитывают 263 вида, и наши домовые и полевые воробьи, хотя они и не развешивают свои гнезда на ветках, относятся к их числу.