Лунные горы

Остались темнокожие люди, очень редко, впрочем, встречающиеся нам. И остались деревни. Они — все в долинах, в стороне от шоссе. Здесь они застроены круглыми хижинами под соломенными крышами, а поскольку холодно — хижины все время отапливаются, и отапливаются по-черному, как наши давние курные избы. В наших курных избах дым вытягивался в волоковое оконце и дверь, но в хижинах дымоволока нет, в дверь тяга слаба, и дым просачивается сквозь соломенную крышу.

Вот откуда совсем неожиданный штрих — дымящиеся круглые хижины посреди темнохвойной горной тайги в центре африканского материка под холодным дождливым небом!

Возле деревень есть, конечно, маленькие поля, или шамбы, как их тут называют, но большое количество мужчин, видимо, занято в лесной промышленности — работают дровосеками, смолокурами. Об этом свидетельствуют штабеля свежеотесанного леса, сложенные у шоссе, да и орудия труда в руках у прохожих мужчин — топоры и длинные, похожие на мачете ножи-панга — тоже говорят об их профессии.

Но за последний год появились здесь, на Кенийском плато, и поселенцы, склонные заниматься только сельским хозяйством.

Территория, по которой мы ехали, принадлежала раньше не частникам, а непосредственно английскому генерал-губернаторству, и такие земли в первую очередь перешли в собственность Кенийского государства после провозглашения независимости.

Небольшие участки лесной территории продаются теперь в рассрочку бывшим батракам, которые сами должны выкорчевать, расчистить их и превратить в поле.

Вот такую новую, возникшую уже после независимости африканскую ферму мы и мечтали посмотреть с первого дня приезда в Кению.

И несколько раз говорили об этом Вамбуа.

Вамбуа сначала слушал нас недоверчиво и уклончиво отвечал, что по дороге нам такой фермы не встретится, а сворачивать в сторону он не может, потому что тогда ему придется отвечать за перерасход бензина.

Но к тому времени, когда мы въехали под сень африканской тайги, Вамбуа уже признался нам, что сперва просто не верил в серьезность нашей просьбы: ему не случалось иметь дела с туристами, которые предпочли бы ферму водопадам.

— Да, теперь я верю, что вы действительно хотите посмотреть, как живут простые кенийцы, — сказал Вамбуа в ответ на очередную нашу просьбу. — Я покажу вам ферму, хотя и не знаю точно, где они тут находятся.

Где находятся фермы, Вамбуа и на самом деле точно не знал, но, весьма справедливо решив, что едва ли они расположены у магистрального шоссе, решительно свернул на проселок.

Поглощая лишние литры бензина, наш микробас, то буксуя, то скользя, покатил по размытой дождями дороге, прыгая на ухабах, проваливаясь в рытвины. Вамбуа держал руль так, словно вся тяжесть микробаса пришлась на его руки, но затверделость их была кажущейся: руки точно реагировали на малейшее неверное движение машины, и микробас все увереннее лез в гору по раскисшей глине.

Дорога вывела нас не к африканской ферме, а к английской.

Мы увидели большой каменный дом, крытый потемневшей от дождей дранкой, с эркерами под коническими крышами, зеленый подстриженный газон перед домом. И лес вокруг. И аккуратный цветник.

По газону, не обращая на машину никакого внимания, каталась на трехколесном велосипеде маленькая белокурая девочка с розовым бантом на голове.

А из дома встретить нас вышла молодая женщина с усталым морщинистым лицом, не утратившим былой привлекательности, с большими натруженными-руками.

Вамбуа долго выяснял у нее, где найти какую-нибудь ферму поинтереснее, но она отвечала, что африканские хозяйства здесь только организуются и больших ферм нет.

Потом Вамбуа употребил в разговоре слово «рашен», и женщина откровенно удивилась и почему-то засмеялась, и смех словно снял с ее лица усталость. Женщина тотчас подошла к машине и сказала, что лучше всего нам поискать африканскую ферму непосредственно в районе Томсонс-фолса — там они возникли несколько раньше, и, наверное, мы найдем что-нибудь интересное.

Мы поблагодарили и уехали, и снова принялись колесить по проселкам, и колесили до тех пор, пока не наткнулись на осведомленного прохожего. Он сел в наш микробас и показал дорогу к деревне — или, точнее, к поселку — племени кикуйю. (Я предпочитаю определение «поселок» потому, что не заметил возле него полей, а застроен он не хижинами, а каменными и деревянными прямоугольными домиками под двускатными крышами; как мы выяснили по приезде туда, живут в поселке преимущественно лесорубы, а не сельскохозяйственные рабочие.)

Но оказалось, что участки новоселов начинаются буквально за околицей. Нас вывели на дорогу, и вот мы уже едем вдоль частокольных оград, жмущихся к проселку. Я уже писал, что ограждения в Кении не приняты и имеют чаще всего символический характер. Но бывшие батраки — новоселы — так, наверное, истосковались по своему клочку земли, что каждый предпочел все-таки соорудить ограду. Как будто от частокола зависит, быть ли им хозяевами кенийской земли! Если бы от частокола…