Лунь

Лунь посмотрела на него мертвыми глазами. Немного погодя приехал и Антипов. Молча зашел в открытую квартиру, оглядел всех отсутствующим взглядом, присел, уставился в телевизор, как и все. Разговаривали очень мало. Предпочитали молчать и смотрели новости до самой ночи. Главное происходило в мыслях людей, потерявших близкого. Слова утратили значение.

В течение дня установили точное число пассажиров на борту – шестьдесят семь, плюс два пилота. Нашли черный ящик. А также – тела шестидесяти двух погибших в четырех местах, по которым разбросало обломки самолета. Семеро человек, включая Илью, теперь считались пропавшими без вести. Их тел так и не обнаружили.

Спасатели уверенно говорили, что при таком жестком крушении выжить было невозможно, так как, скорее всего, самолет стал разваливаться еще в воздухе:

«Тела разбросало по тайге в большом радиусе, и придется потратить еще несколько дней, чтобы увеличить площадь поиска. Так что это всего лишь вопрос времени – найти их. К тому же многие тела в числе найденных были разорваны или расплющены, что значительно осложняет поиск и опознание».

Расшифровкой информации с черного ящика обещали заняться в ближайшее время. Истинная причина авиакатастрофы все еще была неизвестна.

Непонятно, как и когда, но Луни удалось уснуть. Точнее сказать, отключиться, провалиться в тяжелый сон от бессилия и полного морального истощения. Антипов уехал к семье, а Шубейко остался, понимая, что Лену в таком состоянии нельзя оставлять одну. Степа слишком мал, чтобы оказать ей нужную поддержку.

Алексей Данилович чувствовал на себе тяжесть вины. Будто прессом, она прижимала его к земле, приплющивала, как губку. Именно он послал, уговорил, заставил Вилина отправиться на эту конференцию. «В последний раз, слетай в последний раз», – повторял он, не зная, какой ужасный смысл таится в этих словах.

Этот рейс действительно оказался последним для Ильи. И страшно было осознавать, что если бы он, Шубейко, не настоял, Вилин был бы жив и сидел сейчас со своей любимой женой, что носит под сердцем маленькую жизнь.

Весь вечер редактор думал о том, что он виновен, и что такие вести плохо отразятся на плоде, и что надо бы как-то успокоить Лену, напомнить, что ей нельзя сильно переживать (но разве возможно не переживать в такой ситуации? Кем надо быть, чтобы воспринять такую новость спокойно?), что стресс повлияет на беременность, а ребенка она обязана беречь, особенно сейчас, и что пока тело не найдено, еще остается надежда… Но Шубейко смотрел в пустые глаза Лены и не мог раскрыть рта, только обменивался взглядами с Костей, который тоже все понимал, но тоже не мог сказать ничего вслух.

Девушка не плакала, не билась в истерике, не стенала о несправедливости жизни. Она вела себя тихо, будто ее и не было здесь, и только когда их взгляды пересекались, Шубейко видел глаза человека, в котором все оборвалось, умерло. И ему становилось страшно смотреть в них. Ибо он во всей полноте сознавал: произошла трагедия. Молодая беременная супруга потеряла мужа, который был для нее смыслом жизни. И он, Шубейко, виновен в этом. Есть полные основания для угрызений совести.

Лена плохо запомнила этот день. Она скорее гуляла по кольцам Сатурна, чем находилась на Земле. Утрата мужа слишком сильно выбила ее из колеи. Мир воспринимался ею как болезненный, не прекращающийся кошмар.

Лунь спала, как убитая, будто под долгим наркозом, а проснулась от страшных резей внизу живота. Тело согнулось пополам, как надломленная проволока. Одежда, ноги, простынь – все было в багровых пятнах и темных сгустках. Лунь закричала, и страха в этом крике было больше, чем боли. В больнице сообщили, что она потеряла ребенка.

Выкидыш стал вторым ударом, не менее сокрушительным. Жизнь совершила круг, цикл замкнулся в кольцо, все вернулось в изначальное положение. В одночасье Лена потеряла и любимого человека, и ребенка от него. И осталась ни с чем, как и жила раньше. Дали погремушку – на, поиграй, узнай, что такое счастье, поверь, что это происходит с тобой. Ну как, нравится? А теперь – отдавай.

И погремушку оторвали вместе с руками.

Жизнь уже не представляла никакого интереса. Лена не знала, зачем ей жить, остались ли причины. Книги, известность, гонорары – вся эта шелуха терялась на фоне черного облака, затмившего небо до самого горизонта. Если бы в первые дни после потери плода девушка могла ходить, не испытывая болей в чреслах, она бы выбросилась в окно больничной палаты и, падая с восьмого этажа, не пожалела об этом решении, даже вспомнив о брате. Теперь о нем было, кому позаботиться.

Лунь и не думала винить Шубейко в случившемся. Уж кто и был виноват, так это она. Именно она уговорила мужа на этот «последний раз», и хорошо понимала свою причастность. Ей только и оставалось, что изъедать себя самобичеванием и срывать злость на близких.