Лунь

Хоть малую утеху доставьте мне, злосчастной, –

Дозвольте снова глянуть на лик его прекрасный".

Она так умоляла, лила так много слез,

Что крышку с гроба пышного снять витязям пришлось.

Когда взглянуть ей дали на мужа своего,

Приподняла Кримхильда рукой чело его

И, труп обняв, припала к нему в последний раз.

Не слезы от тоски, а кровь текла у ней из глаз.

Прощалась с телом долго несчастная вдова.

Она сама от горя была полумертва,

Сознание теряла и не могла идти,

И на руках ее пришлось оттуда унести.

И вот в сырую землю героя опустили.

Безмерно нибелунги о Зигфриде грустили.

Был смертью сына Зигмунд так сильно удручен,

Что больше не видал никто, чтоб улыбнулся он.

Горюя о погибшем и недругов кляня,

Иные из вассалов не ели по три дня.

Но день настал четвертый – и полегчало им.

О мертвом веки вечные нельзя грустить живым.

«Песнь о Нибелунгах», Средневековый эпос

Через время в новостях сообщили, что ТУ-160 разбился из-за неисправности переднего левого двигателя. Причиной всему оказалась халатность работников, проводивших проверку перед взлетом. Виновных, конечно, наказали, но десятки жизней нельзя было возвратить или заткнуть денежными компенсациями.

Еще несколько найденных кусков не без труда собрали в одно тело, провели опознание. Остальные так и оставались пропавшими без вести. Предполагали, что их могло отбросить на большой высоте, когда еще в воздухе в корпусе самолета появился разлом. Но чем больше проходило времени, тем яснее становилось, что выжить они не могли.

Только спустя месяц Лунь нашла в себе силы и смелость показаться на публике и посетила литературное собрание вместе с Шубейко. Из толпы ей задавали вопросы, причем довольно бестактные. Лена отвечала так, лишь бы от нее скорее отстали.

– Елена, как Вы переживаете смерть мужа-соавтора?

– Благодарю, тяжело.

– Что Вы собираетесь делать дальше?

– Жить.

– Планируете ли Вы писать книги без Ильи Алексеевича?

– Не вижу в этом смысла. Только в тандеме мы представляли полноценного писателя. Без Ильи я – полуавтор, творчество которого никому не будет интересно.

– И все же, какие планы на ближайшее будущее?

– Благотворительность. Воспитание брата. Возможно, но маловероятно, – издание наших с Ильей отрывков, написанных до знакомства.

– Елена, до катастрофы вы с мужем, если не ошибаюсь, планировали новый роман. В одном интервью вы намекали, что начали составлять заметки. Почему Вы не хотите написать его сами? Реализовать общую задумку и на этом завершить писательскую карьеру.

– Знаете, наверное, потому что в глубине души я все еще верю, что мы с Ильей напишем его вместе, хоть и понимаю, что это невозможно.

И тут поднялся какой-то молодой и хамоватый журналист:

– Елена, как Вы прокомментируете тот факт, что Вы были любовницей Вилина, когда он был еще женат, и вследствие увели его из семьи, заставив бросить жену и ребенка?

Лена онемела, публика тоже. С каждой секундой напряжение нарастало. Девушка сглотнула и стиснула зубы. Она очень хорошо понимала, что дать слабину сейчас означает стать раскрытой мишенью для сотни последующих атак.

– Я прокомментирую это так, – уверенным голосом заговорила она, – те, кто копается в мусорных баках, выискивая дерьмо из прошлого кого бы то ни было, дезинформировали Вас.

Журналист опешил – такого отпора он не ожидал. Его целью была провокация, и она не удалась.

– Еще кто-нибудь хочет спросить о моей прежней жизни? – спросила Лунь, но толпа молчала. – Вы не стесняйтесь. Теперь Ильи Алексеевича нет, а значит, мне можно задавать самые каверзные вопросы.

Действительно, в отсутствие Вилина публика показала себя с оборотной стороны – со своей истинной стороны, бесчувственной, бестактной, наглой, жадной к сенсациям и скандалам. Толпа больше не восхищалась в благоговении, а норовила укусить в уязвленное место. Но Шубейко был рад, что Лунь, наконец, вышла в свет. Он уверял, что дальше станет легче. Главное – не изолироваться от общества и продолжать общаться с людьми.