Лукавый взор

На другой день на рынке, где, по старинному обычаю, выстраивались деревенские девушки, которые искали место горничных или кухарок, нашлась пухленькая хорошенькая Мари, гораздая на всякую работу. Ее поселили в чуланчике. Впрочем, девушке, непривычной к городу, это казалось роскошью!

Неделю приживались, успокаивались, гуляли с Фрази, которая постепенно отходила от пережитого в Париже потрясения и даже начала улыбаться, глядя на стаи голубей, которые шумели на площади около церкви, вспугнутые звоном колоколов.

Однажды Мари прибежала с рынка испуганная: к ней пристали два пьяных пруссака. Еле удалось отвязаться от пылких поклонников, которые сопровождали ее свистом и восхищенными выкриками до самого дома! Девушка так напугалась, что готова была немедленно бросить добрых хозяев и вернуться домой, в деревню.

Жюстина кое-как успокоила ее и посулила повысить жалованье. Филипп, который прекрасно знал расчетливость своих лотарингских земляков, хмурился, подозревая, что Мари просто набивает себе цену, потому и выдумала любвеобильных пруссаков. Однако он ошибся…

Ночью в дом ворвались четверо прусских солдат и набросились на Мари. Филипп схватился было за ружье, однако оно было выбито из рук, а мсье Бовуара солдаты пригрозили пристрелить, если он будет мешать им удовлетворять свою похоть. Более того, сказано было, что, из уважения к благородным людям, «гости» пока не трогают фрау хозяйку, однако, если они останутся не удовлетворены, их миролюбивые намерения могут измениться!

Ночь семья провела взаперти в одной из комнат, в то время как в соседней пруссаки насиловали Мари. Это длилось до рассвета. Утром, когда «гости» наконец ушли, Филипп, решившийся выбраться на разведку, обнаружил горничную голой и мертвецки пьяной. Рыдая, она сказала, что пруссаки остались ею недовольны и вечером воротятся снова, чтобы «познакомиться» с хозяйкой.

Бовуар кинулся к начальнику прусского гарнизона с жалобой на его солдат, однако никто ничего даже слушать не стал: победители считали, что им дозволено все, а жалобщику пригрозили, что его отправят в тюрьму как пособника французских партизан, с которыми разговор у оккупантов был короток: к стенке!

Немедленно Филипп нанял повозку, погрузил на нее вещи, сколько поместилось, усадил семью и приказал трогать. К вечеру беглецы добрались до города Линьи.

Прекрасная дорога, старые башенки по стенам, зеленые тополя радовали глаз. Правда, надпись над воротами «Городу покровительствует Мария-Луиза» (имелась в виду вторая супруга Наполеона) настораживала: в нынешние лихие времена она не охраняла, а, наоборот, могла навлечь неприятности.

Линьи оказался почти пуст; на многих домах виднелись надписи à vendre, à louer – на продажу, внаем. Окна зияли выбитыми стеклами: здесь шли упорные бои, когда русские выгоняли французские войска! Найти жилище с целыми окнами оказалось непросто, однако наконец Филипп отыскал дом девяностолетней мадемуазель Киш, которая встретила постояльцев радостно и старалась услужить им изо всех сил, гоняя свою семидесятилетнюю горничную Сюзанну почем зря. Дом, впрочем, выглядел неопрятно, зарос пылью… одно было хорошо: на ветхие прелести Сюзанны вряд ли польстились бы даже самые похотливые мужчины!

Но семья Бовуар не зажилась и в Линьи.

Как-то утром Сюзанна наотрез отказалась идти на рынок, жалуясь, что подвернула ногу. Филипп сам отправился за покупками.

Скудость товаров на рынке его поразила. Правда, удалось раздобыть хлеба и солонины. Однако, стоило Бовуару выйти из мясной лавки, как его остановил какой-то смуглый мужчина и сурово спросил:

– Говорят, ты из Парижа приехал? Защищал город от русских, а теперь скрываешься?

Мсье Филипп судорожно сглотнул и сделал неопределенное движение головой, которое можно было истолковать и как согласие, и как отрицание. Незнакомец принял это за кивок и сам кивнул одобрительно:

– Хорошо! Значит, с нами будешь. Приходи сюда к полуночи, я тебя встречу и провожу в лес, где мы собираемся. Пора пруссакам перья ощипать! Оружие у тебя есть?

Мсье Бовуар похолодел: он уже знал, что окрестности кишели французскими партизанами, которые шныряли вокруг города, намереваясь ворваться в него, как волки в закрытую овчарню. Значит, это один из них!

– Так есть оружие или нет? – нетерпеливо повторил партизан.

Мсье Филипп сделал то же неопределенное движение, и это опять было принято за кивок. Незнакомец фамильярно хлопнул его по плечу и исчез.

Мсье Филипп опрометью бросился домой, по пути успев забежать на сенную площадь и нанять повозку.

Спустя час семья Бовуар покинула город Линьи, бросив почти все вещи. Главное, что заветный сундучок с деньгами вывезли!

Через Туль промчались, даже не думая остановиться. Город производил ужасное впечатление: улицы завалены мусором и нечистотами, дома закопченные и облезлые, лавки заперты, и снова кругом эти надписи: à vendre, à louer…

Ну уж нет! Хватит! Довольно! Нажились в чужих домах!