Лукавый взор

Однако никто Державина даже слушать не стал, в госпитале он был оставлен на неопределенный срок, и пришлось, последовав совету Ругожицкого, занимать время писательским трудом, запечатлевая все, что приключилось с ним с начала войны. К его удивлению, слова легко ложились на бумагу, а еще больше удивляло, что рука как бы сама собой начала писать по-французски, да еще без запинки! И хоть ненависть к Юлиушу Каньскому не остывала, наш герой не мог не вспомнить добрым словом его матушку, пани Магдалену, которая прочно вбивала в память своих учеников не только все богатство французской лексики, но и диктовки заставляла их писать, чтобы лучше усвояли тонкости языка…

Словом, Державин был совершенно занят своими «мемуариями», как выразился бы Ругожицкий. И вот настало 25 марта – Наполеон отрекся от престола и военные действия прекратились. Сумской гусарский полк встал близ Парижа, заняв деревни Самлеграннд, Аверни и Шуази; в последней расположился и командир полка Сеславин со своим штабом.

Державин, прознав об этом, собрался было писать своему командиру слезное прошение о спасении от лекарей, однако внезапно Сеславин сам появился в госпитале. Впрочем, Иван не сразу узнал своего полковника в одежде обычного рядового гусара. С ним прибыл еще какой-то господин лет тридцати в форме штабного порученца. Сначала Державину показалось, что раньше он этого господина никогда не видел, однако вскоре показались чем-то знакомыми дерзкие черты, соболиные брови, орлиный нос, язвительная улыбка красивого рта… И Державин изумленно уставился на человека, так напоминавшего легендарного генерала от кавалерии, графа Александра Ивановича Чернышева, знаменитого своей деятельностью военно-дипломатического агента, сиречь русского шпиона, во Франции при Наполеоне, а во время войны прославленного блестящими штурмовыми операциями, которые он проводил, командуя легкими кавалерийскими отрядами. Известен он был и партизанской деятельностью на французской территории. Чернышев пользовался особым доверием императора Александра Павловича и фельдмаршала Кутузова. Восхищенный Державин попытался вскочить и вытянуться перед посетителями в струнку, и остановило его только то, что в нижнем белье выглядел бы он до крайности нелепо.

Чернышев и Сеславин сели рядом с его постелью, склонились к нему и говорили только шепотом, хотя оставались в палатке одни: прочие раненые под разными предлогами были удалены – кто на перевязку, кто на прогулку.

Оказывается, за спасение жизни его императорского величества поручик Державин удостоен Знака отличия Военного ордена, то есть Георгиевского креста и медалью «В память войны 1812 года», а поскольку император намерен в самом скором времени учредить медаль «За взятие Парижа», в числе первых ее получит штабс-капитан Иван Державин. Да, он уже повышен в чине! Вместе с крестом получит Державин увеличение жалованья на треть, причем речь идет о жалованье уже штабс-капитанском. Однако Чернышев объяснил, что – по причинам чисто дипломатического свойства – Державин будет официально награжден лишь после того, как Сумской полк покинет Париж и более того – достигнет пределов России.

Задавать вопросы высшему начальству, особенно такого ранга, считалось неуместным, однако Державин и сам не был дураком и смекнул, что громкое награждение поставило бы в неловкое, не сказать в дурацкое положение Талейрана, который проглядел минирование дворца. Талейран вообще не знал, откуда императору Александру Павловичу стало достоверно известно, какие именно залы заминированы!

– Храброе дело твое надобно пока в тайне хранить еще и потому, что мы твою жизнь оберегаем, – очень серьезно сказал Чернышев. – Оттого мы и явились переодетыми не по чинам, что не хотим привлечь к тебе недоброго внимания. Слышал небось, сколько наших здесь погибает? Поручик Ругожицкий (кстати, его тоже ждет повышение в звании: тоже станет штабс-капитаном за безупречную службу и медалями будет отмечен!) рассказал, что убили мальчика, который помог тебя спасти, что некая семья была вынуждена бежать из Парижа, опасаясь мести… А ведь ты страшный, злодейский, изощренный замысел врага сорвал! Посему блюдем мы до поры секрет относительно тебя, уж не взыщи. Однако мне было бы необходимо знать обо всем этом деле в подробностях. Посему прошу тебя подробно описать на бумаге все, что с тобой и твоими товарищами по несчастью, царство им небесное, происходило, и историю своего спасения изложи. Говоришь по-французски отменно, ну а пером владеешь?

– Так точно, – выпалил Державин и выдернул из-под подушки тетрадь в картонном переплете, порадовавшись, что ни словом не упомянул в «мемуариях» Дмитрия Видова и его явлений. Иначе те, кто будет записки читать, небось сочтут новоявленного штабс-капитана умом тронувшимся от переживаний! – Вот… я тут от нечего делать…

Чернышев заломил красивую бровь: