Лукавый взор

Фрази сунулась в один из сундуков и из глубины его извлекла простое серое платье, сшитое в прошлом году из очень мягкого жатого падесуа, залежалые складки на котором были почти незаметны. Вызвав колокольчиком горничную отеля и велев обработать платье мягкой влажной щеткой, Фрази принялась торопливо надевать белье и нижние юбки и укладывать волосы. Они еще не просохли, поэтому Фрази, с помощью горничной одевшись, выкопала из сундука серый кружевной канзу, прикрыла им голову, надела удобные туфельки и, прихватив сумку с бумагами, найденными в тайнике Филиппа Бовуара (Фрази не расставалась с ними ни на минуту!), побежала искать редакцию «Бульвардье».

Молодая женщина вышла на улицу перед отелем и замерла: пространство показалось ей сдавленным высокими домами. Небо маячит только между крышами. Ни кустика, ни деревца, ни цветка. Конечно, в Нанси дома тоже стояли вплотную к тротуару, однако они были не так высоки, как в Париже; в Нанси тоже не было никакой зелени на улицах, однако чуть ли не из каждого окна свешивались подвесные цветочные вазоны, кашпо, полные гераней, бегоний и множества других цветов. Здесь же здания оказались украшены только серыми полотняными «маркизами», которые прикрывали окна маленьких кафе, а цветы можно было увидеть лишь в немногочисленных жардиньерках на самых верхних этажах или в мансардах. Фрази знала, что в столичных домах цена на квартиры падает от этажа к этажу: чем выше, тем жилье дешевле, однако, как ни странно, жители богатых квартир никак не заботились о том, чтобы украсить свои окна, на это тратили последние су только бедняки. Тротуары и мостовые показались Фрази невероятно грязными: в некоторых местах приходилось пробираться по самым приступочкам вплотную к домам. Вдобавок на углу Мартир строился новый храм и вокруг высились горы песка, камня, глины. Приходилось диву даваться, как это парижские простолюдинки, обутые в громоздкие и тяжелые сабо, не теряют их, прыгая через лужи или разливы грязи.

«Придется и мне научиться так же скакать! – мысленно усмехнулась Фрази. – Ведь я теперь парижанка!»

Однако улица Мартир показалась ей просто-таки оазисом чистоты, и даже кашпо во множестве висели на окнах, а разноцветные жардиньерки украшали не только мансарды, но и окна нижних этажей.

Да, улица была прекрасна: она круто поднималась к Монмартру, и там, в бледном свете меркнущего дня, вырисовывался на чистом небе легкий призрак полуразрушенного храма Сан-Пьер, на куполе которого виднелось словно бы искаженное очертание огромной человеческой фигуры. Это была одна из опор – тоже разрушенная и не восстановленная – знаменитого оптического телеграфа, о котором Фрази много читала и слышала. Эти опоры были наставлены чуть ли не по всей Франции, и нансийцы очень завидовали страсбуржцам, потому что в Страсбурге стояла такая опора, а в Нанси – нет.

Поднимаясь к Монмартру и разглядывая дома, Фрази заметила на стене одного из них, стоявшего на углу Мартир и Шарон, намалеванную зеленой краской цифру 6. Да ведь это же здесь должна быть редакция «Бульвардье»! Не за той ли дверью? Вот какая-то табличка. Что же там написано? Фрази не могла разглядеть: она стояла на тротуаре противоположной стороны. Шагнула было на мостовую, но замерла, чтобы пропустить нарядный экипаж, который проехал мимо и остановился неподалеку.

Фрази проводила его взглядом, а когда снова взглянула на дверь дома номер 6, невольно покачнулась: на тротуаре рядом с этой дверью стоял… Державин!

Она зажмурилась, потом открыла глаза, опять зажмурилась и опять открыла.

Это был он, Державин, правда, старше на восемнадцать лет, но оставшийся почти таким же молодым, дерзким, необычайно красивым – даже еще более красивым, чем он был в тот день, когда взял Фрази в свое седло и впервые улыбнулся ей.

У Фрази заколотилось сердце, слезы счастья прихлынули к глазам. Она хотела броситься к Державину, но не успела: дверца экипажа, который остановился неподалеку, распахнулась и оттуда выпорхнула прелестная черноволосая дама, одетая в такое платье и такую шляпку, какие Фрази и вообразить не могла.

– Араго! – воскликнула она. – Милый Жан-Пьер! Наконец-то я тебя нашла!

Араго?

Фрази растерянно огляделась, однако на этот зов откликнулся не кто иной, как Державин.

– Я и не сомневался, моя дорогая Лулу, что ты меня найдешь! – воскликнул он с обреченным выражением, однако не выразил никакого протеста, когда красавица легко перебежала дорогу, бросилась ему на шею и, откинув за спину шляпку, державшуюся на лентах, принялась покрывать его лицо поцелуями.

Хохоча и не особенно стараясь увернуться от этих бурных ласк, Жан-Пьер Араго, так поразительно похожий на Державина, приподнял красавицу, оторвав ее от земли, и понес к экипажу. Довольно небрежно забросил на сиденье, вскочил в карету сам и крикнул на всю улицу:

– Гони ко мне на Ришелье!

Возница понукнул коней, экипаж помчался вниз по Мартир и исчез где-то на фобур Монмартр, а оттуда, вспомнила карту Фрази, он свернет на Новую улицу Гранж Бательер, которая смыкалась с улицей Ришелье…

И что потом?