Лукавый Шаолинь

Вечером местный МЧС прислал сообщения всем веренцам, что прогулки по лесам строго запрещены с тридцатого апреля по второе мая.

Но Краснокрестецк со своими заводами по производству ядерного и химического оружия, электрической проволокой и блокпостами был слишком техногенным для проживания ведьм. Поэтому мы спокойно отправились в лес, чтобы развеяться и отвлечься от ссор. Это была моя инициатива, Френд предпочел бы выпить пива с друзьями — Егерем и Хельгой.

— Ужасный Бельтейн, — ворчал муж.

— А по-моему — удивительный, — возразила я. — Так хорошо, птички поют. Вдохни глубже, используй всю мощь своих легких: это запах сирени! И даже не чувствуется, что Зона близко.

— Конечно, не чувствуется. Отгороженная территория просто огромная. Мы сейчас далеко от забора с колючей проволокой. Но идем, я тебе покажу действительно потрясающее место. Сердце Зоны, как называют его наши. Только оно споосбно определить, своя ты или нет.

— О чем ты?

— Да знаешь ли, существует легенда. Якобы тот, кто достоин жить в ЗАТО, войдя в Сердце, почувствует радость, счастье, покой. И наоборот — тот, кому здесь не место…

— Что же случится с ним? — мне стало не по себе.

— Это всего лишь легенда, — Френд улыбнулся, но как-то неуверенно. — Разное случалось. Некоторые мучились жесточайшей болью во всем теле, другие теряли сознание, а третьи и вовсе умирали.

— Да это просто детские сказки, — мне стало смешно. — Сколько отсюда до Сердца Зоны?

— Около часа бодрым шагом.

— Пошли, проверим твои легенды.

Место действительно было каким-то странным. Поражало большое количество сухих деревьев. Птицы не пели. Ветер не шумел, да и каких-либо животных или насекомых я не увидела. И вообще не услышала ни малейших звуков.

— Да, да. Это мертвый лес. А еще говорят, что живем мы в огромном пересохшем озере, которое древний народ поутри называл Красным, — сообщил Френд и сел на толстую поваленную березу.

— Хватит кормить меня байками. Ничего сверхординарного здесь не вижу. Выпей-ка лучше лимонаду, а я схожу в кустики.

Я отошла где-то на метров двадцать. И вдруг почувствовала дикую боль, будто что-то ударило мне в голову. Потом еще и еще. Далеко не сразу я сообразила, что подошла к гнезду шершней. А когда сообразила, жутко закричала. Краем глаза я заметила чью-то тень. Чертовы гномы…

Френд не спешил подходить ко мне.

— Иди сюда!

Меня перекосило от жуткой боли, но я нашла в себе силы побежать.

— Шершни…

Френд сориентировался сразу, ведь он был на войне. Подхватив меня на руки, быстрым шагом отошел на безопасное расстояние. Потом положил меня на землю.

— Где мы?

— Все еще в Сердце Зоны. Ты не прошла проверку.

Я молчала, корчась от боли.

— Дорогая моя женушка, — сказал Френд. — Ты заметила, насколько ухудшились наши отношения в последние месяцы. Должен признаться, я тебя ненавижу. А знаешь, почему? Не знаешь, даже не догадываешься. Ты вообще не в курсе моего прошлого.

— Эт-то н-не так, — заикаясь, ответила я.

Боль сводила с ума. Какие-то шершни… Ничего мистического, но голова раскалывалась.

— Ха! И кем же, я, к примеру, хотел стать в детстве? Молчишь? Рассказываю: я мечтал быть журналистом. Всегда чувствовал себя одиноким. А журналисты постоянно находятся на людях, да и писать хотелось. Так вот, в год, когда твой покорный слуга, дорогая, должен был поступать в университет, разразилась Чеченская война, и вместо студенческой скамьи я попал на фронт. А потом… потом уже не было сил учиться. Так и пришлось работать на заводе. Но знаешь, что для меня загадка: почему ты походя стала журналистом? Чем ты лучше меня? Чем? Ты ведь даже никогда не стремилась им быть. Ты хотела быть педагогом.

— Р-ради пропуска, вспомни, — с трудом ответила я.

— А ведь у тебя получается, любимая. Неплохо получается. Ладно, мне надоели эти разговоры. Прощай!

— Я не дойду…

— Знаю. Ты умрешь здесь, в Сердце Зоны.

— Нет!

— Да. И никто тебя не найдет. Даже если оклемаешься к вечеру, не дойдешь…

— Нет! Не надо. Не бросай меня. Я помогу тебе устроиться в газету.

Френд сел рядом и крепко обнял меня.

— Дай подумать минуту.

От боли мое сознание затуманилось:

— Что же это? Татуру топят, а Красное осушают.

— Это не просто Мертвый лес, а бывшее озеро. Легенды не врут. Взгляни на эти камни, они когда-то находились на дне. И ты сейчас на дне, поэтому мне тебя жалко. Ладно, Иней. Ты всегда выполняешь свои обещания. И я тебе верю. А еще… все-таки ты мне небезразлична.

Чуть позже муж взял меня на руки и вынес из Сердца Зоны. Сразу стало легче дышать, а через полчаса боль уменьшилась настолько, что я смогла идти.

О тени я предпочла умолчать, предоставив Френду думать, что во всем виноваты шершни и мое невезение.

47

Вскоре Илья стал внештатным журналистом «Красной». Писал он весьма посредственно, но так очаровал всю редакцию, что тексты даже награждали повышенным гонораром. Он умел нравиться, когда хотел. И не зря носил свое прозвище.