Лукавый Шаолинь

И как раз после ее свадьбы я заплакала в последний раз. А потом вдруг стало легко и спокойно. Я тренировалась, заканчивала университет, искала работу. И вот впервые за три года я так расклеилась.

Что же у меня впереди? Тренировки… Пояс инструктора. А мои одногруппники уже успели завести по второму ребенку. И даже лесбиянка Маша… Интересно, как она назвала своего малыша? И кто родился? Мне вдруг безумно захотелось узнать это, и я стала искать номер бывшей подруги…

Но опять по дьявольской инерции я почему-то позвонила Никите. А может, я давно удалила номер Маши? Не помню, ничего не помню…

— Во шинь, — услышала я мягкий голос Никиты, — ой, извини, Элюшка.

Мне ужасно захотелось наорать на него, заявить, что я давно уже мон шинь, но я сказала другое:

— Ник, мне плохо.

— С чего бы это, — удивился мой тренер, — ты показываешь прекрасные результаты, шпагат у тебя ну просто найз, техника становится все лучше, ты скоро сможешь спокойно сдать на инструктора…

— Никита, — прервала его я, — тебе хоть раз хотелось любить?

— Что любить?

— Не что, а кого. Женщину. Тебе же можно.

— Не помню, — осторожно сказал Никита, — может и хотелось. А, ну да, — уже уверенней сказал он, — в твоем возрасте хотелось.

— А сейчас? Мы дружим несколько лет, ты можешь быть со мной откровенным.

— Сейчас я люблю только свой меч, — засмеялся тренер, — подожди чуть-чуть, и у тебя будет также.

Я похолодела:

— У тебя что, вообще никаких желаний?

— Ну почему никаких… Я пояс хочу, белый, профессорский. И поехать во Вьетнам на стажировку.

— Ник, тебе же можно любить, у тебя другие запреты.

— Элюшка, — мягко сказал мой тренер, — не волнуйся, у тебя тоже будет также. Какая ты еще наивная, молоденькая во шинь.

— Я давно уже мон шинь, — вяло возразила я, чувствуя, что погружаюсь в дремоту.

— Да, милая, — проронил Никита, — отдыхай лучше после тренировки. Зачем тратить энергию на любовь?

Я сделала последнюю попытку проснуться и вывести из этого страшного сна Никиту:

— Может, станем любовниками? Ты же хотел меня когда-то.

— Когда-то, — повторил Никита, и мне почудилось скрытое чувство.

— Мне можно заниматься сексом, — затараторила я, стремясь закрепить успех, — запрещено только любить.

— Эля, — холодно проговорил Никита, — у меня не было женщины уже пять лет, не думаю, что у нас получится.

— У нас получится, обещаю!

— Элюшка, не надо… Скоро все пройдет, потерпи.

— Да, конечно, — покорно сказала я.

— Потерпи, ты еще найдешь свой Шаолинь.

Мне вдруг стало все равно:

— Извини, друг, наверное, я сегодня устала, вот и размякла.

— Как твой тренер, я могу освободить тебя от занятий, отдохни, на флейте своей дурацкой поиграй. В лес сходи, — бодро сказал Никита.

Я усмехнулась, бросив взгляд на давно забытую флейту:

— Все хорошо, надо просто отдохнуть.

— Ну вот, — засмеялся Никита, — узнаю нашу во шинь. Ты уже начала нагонять на меня тоску. А знаешь, у меня ведь было то же, что и у тебя. Тогда, когда я… Когда я домогался к тебе в раздевалке. Ты мне казалась такой маленькой и хрупкой. И такой красивой. Мне хотелось растоптать это позорное чувство. Эту слабость. Вот я и набросился на тебя, как зверь. Простишь ли ты меня, во шинь?

— Давно простила. Ты столько сделал для меня.

— Элюшка, — нежно сказал Никита, — можешь отдыхать, сколько хочешь, никто тебя не гонит тренироваться. Ты и так…

Он положил трубку, а я дотронулась рукой до щеки, еще мокрой от слез. И подумала: зачем я плакала? Я ощутила приятное равнодушие и оцепенение. Маше в тот вечер я так и не позвонила.

66

На следующей тренировке Васильич был непривычно серьезен.

— Довожу до вашего сведения, что через год состоится юбилейный двадцатый Фестиваль Боевых Искусств, и на нем все должны показать Результаты с большой буквы. Там будут каратисты, кик-боксеры, айкидоки, реконструкторы и дофига прочего сброда. Вы на их фоне и так орлы. Но мне этого мало. Считайте Фестиваль лишь генеральной репетицией. Потому что после него мы поедем во Вьетнам!

На этом месте Сергей Васильевич сделал эффектную паузу.

Воистину, ушуиста ничем не удивишь, а уж тем более ученика школы «Воинский путь к Шаолиню».

Но наши были не просто удивлены, они находились в шоковом состоянии.

— Так вот, у нас всего год. Очень мало времени, поэтому очень прошу всех забить на работу по мере возможности. Про личную жизнь я молчу. У большинства из вас ее и так нет, — Васильич натянуто засмеялся. — Что касается нашего женатика Владика, то он во Вьетнам не едет. Он все равно свой Шаолинь не найдет, — жестко закончил тренер.

Влад посерел. А я думала о тех пытках, которые заслуживаю. Испанский сапог? Мягковато. Дыба? Тоже. За то зло, которое я причинила моему другу, я заслуживала смерти. Как вообще можно было разрушить чужую мечту? Чем я думала несколько лет назад, когда ради пояса рассказала наставнику о его личной жизни?

Я подошла к ушуисту и встала на колени, мне впервые в жизни не хотелось быть лучше других.

Унижая Влада, я унизила себя. Я мучительно хотела, чтобы он ударил меня. Может, этим я бы искупила свою вину. Но Влад поднял меня с колен и обнял, не стесняясь ушуистов.