Лучше подавать холодным

Эхо его голоса растаяло под потолком, и в зале стало тихо. Если не считать побрякивания брони четырех стражников, медленно к ней подтягивавшихся. Монца же тупо смотрела в пространство перед собой, постепенно осознавая правду.

«Мы могли бы владеть собственным городом, – сказал тогда Бенна. – Ты стала бы благородной герцогиней Монцкарро… чего-нибудь». Талина – имел он в виду. «Мы заслуживаем того, чтобы нас помнили». Сам затеял все, в одиночку, и не дал ей выбора. Точно так же он поступил в случае с Коской. «Ты заслуживаешь лучшего. Быть главой». Точно так же с Хермоном. «Это же ради нас!»…

Он всегда строил грандиозные планы.

– Бенна, – выговорила она одними губами. – Ты дурак.

– Вы не знали, – спокойно сказал Орсо. – Вы не знали, и, наконец, все выяснилось. Ваш брат сам обрек себя на гибель. И вас заодно, и половину Стирии. – У него вырвался короткий печальный смешок. – Всякий раз, когда я думаю, что знаю о жизни все, она находит способ меня удивить. Опаздываете, Шенкт. – Взгляд его метнулся в сторону. – Убейте ее.

Монца ощутила чье-то присутствие рядом и быстро развернулась. Пока они разговаривали, к ней незаметно подкрался мужчина, чьи мягкие, разношенные сапоги не издавали ни малейшего шума. Он стоял теперь так близко, что мог дотронуться до нее.

Незнакомец протянул к ней руку. На которой сверкал рубин. Перстень Бенны.

– Кажется, это ваше, – сказал он.

Бледное худое лицо. Не старое, но все в морщинах, с острыми скулами и пронзительными светлыми глазами, обведенными темными кругами. Холодок узнавания пробежал по спине Монцы, словно кто-то плеснул ледяной водой. Ее глаза широко распахнулись навстречу неизбежному.

– Убейте ее! – крикнул Орсо.

Пришелец улыбнулся, но мертвенная улыбка его не затронула глаз.

– Убить? После всех усилий, которые я приложил, чтобы сохранить ей жизнь?

* * *

С лица ее сбежали все краски. Она стала такой же бледной, какой была, когда он нашел ее, искалеченную, среди мусора под Фонтезармо. И когда очнулась после снятия швов и впервые взглянула с ужасом на свое изрытое шрамами тело.

– Убить? – снова повторил он. – После того, как я нес ее с этой горы? После того, как собрал ее по косточкам и сшил по кусочкам? После того, как защитил ее от ваших наемных убийц в Пуранти?

Шенкт шевельнул пальцами, кольцо упало на пол, подпрыгнуло и завертелось со звоном рядом с ее изуродованной правой рукой. Она его не поблагодарила, но он и не ждал благодарности. Не ради этого делал свое дело.

– Убейте обоих! – завопил Орсо.

Шенкта всегда удивляло, как легко порою люди предают из-за пустяка и насколько верны они бывают, когда платить за это приходится жизнью. Оставшиеся стражники по-прежнему готовы были умереть за Орсо, хотя время его явно прошло. Возможно, они попросту не понимали, что столь великий человек, как герцог Талина, может умереть, как любой другой, и что в тот же миг власть его обратится в прах. Возможно, для некоторых людей повиновение становится привычкой и не подлежит сомнению. А возможно, служба хозяину придает им значимость в собственных глазах, и короткий шаг к смерти, как часть чего-то великого, предпочтительней долгого жизненного пути, исполненного мелочных и скучных тягот.

Если так, Шенкт им в этом не откажет.

Он сделал вдох. Медленно, медленно.

В ушах тягуче зажужжал низкий звон спущенной пружины арбалета. Шенкт отступил с дороги первой стрелы, поднял руку, пропуская ее. Вторую, летевшую в горло Монце, выхватил двумя пальцами из воздуха, когда она подплыла ближе, и, двинувшись к стене, аккуратно положил на стол. Поднял там ближайший бюст – весьма идеализированное изображение кого-то из предков Орсо, деда, скорей всего, который сам был наемником. Метнул его в стрелка, опускавшего с растерянным видом арбалет. Бюст угодил тому в живот, смял броню, и стражник, сложившись пополам, отлетел в облаке каменной крошки к стене. Арбалет, закружившись в воздухе, начал падать на пол.

Следующего стражника Шенкт ударил по шлему, вбив его в самые плечи. Из-под смятого забрала брызнула кровь, из разжавшейся руки медленно вывалился топор. У третьего шлем был открытый, и на лице его только начало появляться выражение удивления, когда кулак Шенкта вдавил ему в грудь нагрудную пластину – так глубоко, что, скрежеща, выгнулась наружу пластина спинная. Затем Шенкт прыгнул к столу, и в момент приземления мраморный пол треснул у него под ногами. Один из двух оставшихся стрелков медленно поднял арбалет, прикрываясь им, как щитом. Ребром ладони Шенкт разрубил оружие пополам, сбил со стражника шлем, который взмыл к потолку, а самого его швырнул в стену, по которой тот сполз, покрытый штукатуркой, облившись кровью. Второго стрелка он поднял и кинул в ближайшее окно. Посыпались дождем сверкающие осколки стекла, воздух завибрировал от звона.