Лучше подавать холодным

— Наверх, парни, шустрей, наверх! Быстро, но думайте башкой! Не рассусоливать! Залазь и мочи блядюг! Эй! А ты, мудило… Ох, простите, ваша… ээ… светлость?

— Ты, давай, держи крепче. — И Монза начала подниматься.

Трясучка следом, руки скользили по грубым стойкам, сапоги скребли по древесине, дыхание сипело сквозь улыбку и мышцы работали до боли. Он неотрывно смотрел на стену перед собой. Нет смысла поворачивать голову ещё куда-то. А если стрела? Всё равно ничего не сделаешь. А если какой мудак швырнёт в тебя камнем, или свалит котелок с кипятком? Всё равно ничего не сделаешь. Если они столкнут лестницу? Херовое счастье, это да, но глазеть по сторонам лишь замедлит тебя и увеличит вероятность такого исхода. Поэтому он продолжал лезть, тяжело дыша сквозь стиснутые зубы.

Очень скоро он оказался наверху и переволок себя через ограждение. Монза была там, на забороле, уже с мечом наголо глядела вниз на внутренний дворик. Он слышал сражение, но не прямо здесь. Тут были несколько покойников, раскиданные по обеим сторонам заборола. Наёмник с отсечённой у локтя рукой прижался к каменной кладке, вокруг локтя обмотана верёвка, чтобы остановить кровь. Он стонал. — Она упала за край, она упала за край, — снова и снова. Трясучка решил, что тот не протянет до полдника, но прикинул, что это значит, что другим полдника достанется больше. Надо глядеть на светлые стороны событий, ведь так? Именно это и значит быть оптимистом.

Он стянул со спины щит и сунул руку в перевязь. Извлёк секиру, повращал кистью сжимая рукоять. Настроение улучшилось. Будто кузнец достал кувалду и готов на совесть потрудиться. Внизу располагались высаженные на ступенях-ярусах, вырезанных из самой горы, новые сады, совершенно не искорёженные, как те, что снаружи. С трёх сторон над зелёным насаждением высились здания. Мешанина блестящих окон и искусной кладки, сверху торчали купола и башенки, обнесённые блестящими зубцами и статуями. Не надо обладать великим умом, чтоб опознать дворец Орсо. оно и к счастью, так как Трясучка великим умом не обладал. Только жаждущим крови.

— Пошли, — сказала Монза.

Трясучка ухмыльнулся. — За тобой, вождь.

* * *

Траншеи, очерчивающие пыльные склоны, опустели. Солдаты занимавшие их рассосались, разойдясь по домам либо играть собственные эпизодические роли в мелочной борьбе за власть, запущенной безвременной кончиной короля Рогонта и его союзников. Осталась лишь Тысяча Мечей, голодно облепившие дворец герцога Орсо, как опарыши труп. Шенкт всё это видел и прежде. Достоинство, верность, долг — в целом неустойчивые побуждения. При хорошей погоде поддерживают людей счастливо-самодовольными, но быстро выветриваются, когда собирается шторм. Однако жадность? На жадность всегда можно положиться.

Он поднялся по обдумаемой ветрами тропе, пересёк изрытую битвой площадку у стен. Перешёл через мост, неумолимо приближаясь к чёткой на фоне неба надвратной башне Фонтезармо. Одинокий наёмник сгорбленно сидел на раскладном стуле у открытых створок, прислонив копьё к стене рядом с собой.

— Чего тебе надо? — Вопрос задан без малейшего интереса.

— Герцог Орсо отрядил меня убить Монцкарро Муркатто, ныне великую герцогиню Талинскую.

— Зашибись. — Страж натянул воротник на уши и откинулся к стене.

Правда часто оказывается последним, во что только могут поверить люди. Шенкт размышлял так, проходя сквозь длинный туннель и ступая на двор внешней крепости. Строго упорядоченная красота симметричных садов герцога Орсо полностью исчезла, вместе с половиной северной стены. Наёмники навели здесь великое опустошение. Но такова война. Всё превратилось в бардак. И такова война тоже. Заключительный штурм очевидно в самом разгаре. Вокруг внутренних стен расставлены лестницы, у их оснований в выжженом саду валялись тела. Среди них бродили санитары, давали попить, возились с лубками и бинтами, перекладывали людей на носилки. Шенкт знал, что из тех кто сам не мог доползти, выживут единицы. Всё равно, люди цеплялись за малейший проблеск надежды. Одно из немногих достойных восхищения в них качеств.

Он беззвучно приостановился у сломанного фонтана и наблюдал, как раненые сражаются с неотвратимостью. Из-за полуразрушенной каменной стены внезапно выскользнул человек и на бегу суть в него не врезался. Неприметный лысоватый мужчина, в поношеной куртке дублёной кожи.

— Гах! Мои наиглубочайшие сожаления!

Шенкт ничего не сказал.

— Вы… вы здесь… как бы сказать… чтобы поучаствовать в штурме?

— Некоторым образом.

— Как и я, как и я. Некоторым образом. — Не было ничего более естественного, чем удирающий из боя наёмник, но что-то не сходилось. Он одет как головорез, этот мужчина, но разговаривал как дрянной писателишка. Его ближняя рука махала туда-суда, будто отвлекая внимание от другой, которая явно подбиралась к скрытому оружию. Шенкт нахмурился. Он не желал притягивать ненужные взгляды. Поэтому он дал человеку шанс, как обычно и делал, где только мог.

— Стало быть, нас обоих ждёт работа. Давайте не будем задерживать друг друга.

Встречный посветлел. — Именно так. За работу.

* * *