Лучше подавать холодным

— О чём мы с тобой постоянно и несказанно сожалеем. Но тем не менее. Ты могла бы забыть о мести. Ты могла бы пойти на уступки. Ты могла бы… пощадить.

— Пощада и трусость — одно и тоже, — зарычала она, сощурив глаза на чёрных вратах в дальнем конце выжженного сада.

Коска выдавил печальную улыбку. — Так ли на самом деле?

— Совесть это отмазка, чтоб ничего не делать.

— Ну да.

— Нет толку от жалоб. Мир такой, какой он есть.

— А.

— От доброты ничего не прибудет. Когда добрый сдохнет, он превратится в говно, как и все мы. Необходимо смотреть вперёд, всегда вперёд и не оглядываться, и вести за один раз только один бой. Нельзя колебаться, не важно какой ценой, не важно какой…

— Знаешь за что я тебя люблю, Монза?

— Э? — Её глаза ошарашенно мелькнули в его сторону.

— Даже после твоего предательства? Ещё сильнее, после твоего предательства? — Коска медленно качнулся к ней. — Потому что знаю, что на самом деле ты не веришь в эту галиматью. Это брехня, которую ты твердишь себе, чтобы ты могла жить дальше со всем что наделала. Что тебе пришлось сделать.

Настала долгая пауза. Затем она сглотнула, будто подкатила рвота. — Ты всегда говорил — во мне сидит дьявол.

— Я? Ну, мы все так говорили. — Он отмахнулся. — Ты не святая, уж это мы знаем. Дитя кровавых времён. Но ты ни капли не такая порочная, как стараешься показать.

— Нет?

— Я притворялся, что забочусь о людях, но по правде говоря мне пофигу — живы они или сдохли. Ты же всегда заботилась, зато притворялась, что тебе пофигу. Я ни разу не видел, чтобы ты впустую потратила чью-то жизнь. И всё-таки я им нравлюсь больше. Ха. Вот она — справедливость. Ты всегда поступала со мной по честному, Монза. Даже когда предала меня — я заслуживал худшего. Никогда не забуду тот раз в Мурисе, после осады, когда ты не позволила работорговцам забрать детей. Все хотели заработать. Я хотел. Верный хотел. Даже Бенна. Особенно Бенна. Но не ты.

— Всего-то чутка поцарапала, — пробормотала она.

— Не скромничай, ты была готова меня прикончить. Мы живём в безжалостное время, а в безжалостные времена пощада и трусость — две крайних противоположности. Когда сдохнем, мы превратимся в говно, Монза, но не всем нам быть говном при жизни. Хотя и большинству. — Он выкатил глаза к небу. — Господь знает, что таков я. Но не ты.

Минуту она стояла и моргала. — Ты мне поможешь?

Коска снова поднял флягу, обнаружил, что та пуста, и закрутил колпачок обратно. Сучью хрень приходилось наполнять чересчур часто. — Конечно, я тебе помогу. Вопрос об отказе вообще не стоял. На самом-то деле, я уже подготовил штурм.

— Тогда…

— Мне просто хотелось услышать, как ты попросишь. И должен сказать, что, однако, удивлён. Самой мыслью о том, что Тысяча Мечей проведут тяжелейшую осаду, получат на блюдечке один из богатейших стирийских дворцов и уберутся восвояси даже не понюхав добычу? Ты спятила, что-ли? У меня не выйдет прогнать этих хапуг черенком от лопаты. Мы атакуем завтра на рассвете, с тобой или без тебя, и мы обнесём это место начисто. Скорее всего после обеда парни уже сдерут с крыш свинец. Правило Четвертей и всё такое.

— А Орсо?

— Орсо остался в прошлом. — Коска откинулся и ободряюще потрепал козу за бок. — Делай с ним что хочешь.

Неотвратимое

Кости выпали единицей и двойкой.

Ровно три года назад от сегодняшнего дня Саджаам купил Дружелюбному в Безопасности свободу. Он следовал за тремя людьми, двумя мужчинами и женщиной, через всю Стирию и обратно. Сейчас наименее ненавистным для него местом являлась Тысяча Мечей, и не только потому что в их названии было число, хотя такое начало, конечно, уже неплохо.

Здесь, в определённой степени, был порядок. Люди получали заданья, и получали время на их выполнение, и знали своё место в большом механизме. Весь отряд сведён и учтён в трёх больших писарских книгах. Сколько людей под началом каждого капитана, срок службы, размер выплаты, памятные события, оприходованное снаряжение. Всё, что можно сосчитать. Здесь, в определённой степени, были правила, ясные и обоснованные. Правила о питье, играх и драках. Правила о пользовании шлюх. Правила о том, кто где сидит. Кто куда и когда может ходить. Кто сражается, а кто нет. И всемогущее Правило Четвертей, определяющее объявление и раздачу трофеев, понуждалось к исполнению с зоркой и бдительной строгостью.

Для нарушивших правила, здесь были неизменные и понятные каждому наказания. Обычно некоторое число ударов кнутом. Вчера Дружелюбный смотрел как мужика били за ссаньё в неположенном месте. Особым уж преступлением оно не казалось, но Виктус растолковал всем — ты начинаешь ссать где вздумается, потом ты начинаешь где вздумается срать, а потом все умрут от чумы. Поэтому три удара. Два и один.

Любимое место Дружелюбного — полевая кухня. Здесь уютная суета обедов — на ум приходила Безопасность. Хмурые повара в заляпаных фартуках. Пар из громаднейших котлов. Стук и звон ножей и ложек. Шум и чавканье губ, зубов, языков. Толкучка очереди вечно просящих добавки и никогда её не получающих.