Ловцы снов

– А, – понимающе говорит Альбин, – тебе надоело сидеть на одном месте. Ладно уж, иди. Только… – Его лоб снова прорезает глубокая складка. – Я тебе ещё пару слов скажу. На всякий случай.

– Говори. – Марсен, уже вставший с кресла, приседает на подлокотник.

– Ты много времени проводишь в компании Сима. Обещай срочно, любой ценой притащить его ко мне, если он вдруг начнёт вести себя странно.

– Странно? – Переспрашивает Марсен. – Странно – это как?

Альбин медленно поводит пальцами в воздухе.

– Для больных на определённой стадии характерны слуховые галлюцинации. Это предшествует искажениям внутренней мелодии, и последствия у этих искажений могут быть самые разные. Например, речь. Она становится не очень связной. Они как будто говорят меньше, чем собирались – им кажется, что они сказали десять слов, а собеседник слышал всего три. Из-за этого часто нельзя сразу понять, в чём дело, потому что услышанное бывает более или менее логично. Просто собеседник не получил того контекста, который показывает, что больной бредит.

Марсен беспокойно прикусил губу. Альбин, ничего не заметив, продолжал:

– Опять же, искажения идут вплоть до диссонанса. Проблема в том, что галлюцинации иногда ведут себя вполне невинно. Скажем, больной жалуется на сильный звон в ушах. Окружающие не сразу понимают, что это искажение внутренней мелодии, ведь у всех иногда… Марсен?!

Они достигли распахнутой двери кабинета вместе – Альбин и эхо шагов Марсена с лестницы в конце коридора.

Альбин негромко выругался. Смерил дверь удивлённым взглядом.

– Она всегда открывалась наружу? – Спросил он сам себя вполголоса.

***

Сегодня прохладно. Холодно и солнечно. И становится холоднее, потому что начинает темнеть. Но Эгле продолжает сидеть во дворе. В наушниках негромкая музыка. Для Марсена этот голос – хороший друг, шумный, настырный и несколько буйный тип. Для Эгле это просто голос по имени Фиро, который помогает ей выровнять динамику до необходимого уровня.

Эгле сидит с листком бумаги в руках.

С квадратным листком бумаги в руках.

С квадратным листком разноцветной бумаги, которую мама привезла с Восточного берега.

Один можно взять. Мама не разозлилась бы, даже если бы Эгле взяла больше. Но бумага волшебная.

Точнее, это они так придумали. Что она волшебная. И если тратить её на пробы и ошибки, магия станет механикой и умрёт.

Очень скоро Эгле будет одиноко в школе. Если шепнуть «форт», никто не кивнёт в ответ. И Эгле отправится к форту одна. Если что-то случится, её сердцебиение затеряется в шуме чужих мелодий. Если сказать «кофейный демон», никто не скорчит кислую рожу.

У Эгле умирает лучший друг, и она ничего не может с этим поделать. Некоторые смертельно больные пускаются во все тяжкие и проводят остаток времени ярче, чем всю предыдущую жизнь. С Симом так не будет, потому что от una corda умирают тихо. От такой una corda, как у него, если точнее. Даже сейчас ему ничего не хочется. Никуда не хочется.

Два великих звукомага ссорятся друг с другом, как подростки, кляня своё бессилие. А казалось, они могут всё.

Эгле не может почти ничего. Так уж вышло. Поэтому ей очень легко поставить цель, если нужно сделать что-то невозможное. И она делает невозможное.

Своё крошечное невозможное.

Вдруг Эгле вскидывает голову и кидается к калитке.

– Сим?!

Он останавливается в пяти метрах от распахнутой двери, машет рукой.

– Привет.

– Привет. – Эгле перешагивает через порожек и прикрывает дверцу за спиной.

Несколько секунд оба молчат.

– А мы в сговоре, – наконец говорит Сим. – Я и Марсен. Солнце хочет всех сжечь. Я его встретил и сказал ему об этом. Он тебе, наверное, тоже будет врать, что это его старая песня. Ты не верь. Это я ему сказал. Вот, я тебе тоже это говорю, теперь ты тоже в сговоре.

Эгле делает несколько шагов ему навстречу.

– Сим… – Она протягивает ему руку ладонью вверх. На раскрытой ладони у неё сидит птичка из узорчатой бумаги. – Смотри. Я загадала. Если я смогу научить её петь, то мы выздоровеем. Сим, она чирикнула! Всего один раз, но она правда чирикнула.

Сим улыбается – медленной, смутной улыбкой.

– Вот как. Здорово. Я тебе тоже кое-что хочу показать. Можно твои наушники на секунду?

Эгле, поколебавшись, снимает проводок, болтающийся на шее. Сим останавливает её:

– Нет, сами наушники оставь и надень, мне только джек…

Он берёт джек её наушников и сжимает его в кулаке. Прикрывает глаза. Делает медленный вдох.

Выдоха Эгле не слышит. В наушниках, не подключенных ни к чему, вдруг начинает играть едва различимая мелодия. Звук слабый и тихий, звук словно сочится, как утренний свет сквозь туман, но он настолько отчётливо есть, что Эгле застывает. Чей голос поёт эти странные и страшные слова? Что за инструменты воспроизводят этот искажённый звук?..

Через несколько секунд её рука, прижатая к горлу, безвольно падает, цепляет проводок, выдёргивает наушники из ушей. Эгле отступает на шаг; у неё подкашиваются ноги и она оседает на землю. Порыв ветра далеко относит крошечную птичку из узорчатой бумаги.