Ловцы снов

Хотя ладно, ладно. На молодцов и сильных личностей я зря наговариваю. Они честно пытались вытаскивать меня наружу. Я сопротивлялся. Довольно вяло сопротивлялся. Но не так уж сложно было в моём положении отказаться от прогулки. Опять же, вся прошлая неделя у меня ушла на больницу. После этого надо было отдохнуть. Вот я и валялся в своей комнате, уставившись в потолок. Иногда читал. Перебрасывался сообщениями с Эгле и Марсеном. Они не звонили мне, я им тоже не звонил. Мне было не о чем рассказывать. У них тоже ничего интересного не происходило – они ждали, пока я восстановлюсь, а без меня ничего затевать не хотели. Собственно, я не сказал бы, что избегал их общества. Вроде того – они станут пытаться вести себя нарочито бодро или наоборот, трястись надо мной, будто я стеклянный, понимающе переглядываться и скорбно шептаться…

Нет.

Будь они такие, я бы с ними и разговаривать не стал, с самого начала. Я знал, что наши пикировки с Марсеном будут всё так же беспощадны, а Эгле полезет на самую высокую высоту, не сомневаясь, что я последую за ней. И дело было не в том, что им от меня было плохо. В конце концов, они и сами знали, с кем связались, но связались-то они со мной не поэтому.

Хотя.

Точно же. Именно поэтому. Но в поле зрения остаются по совсем другим причинам.

Просто сейчас я пока не был готов. Я правда должен был отдохнуть, я твердил себе это каждый день. Но, кажется, вместо этого уставал всё сильнее. По крайней мере, каждое следующее утро мне всё меньше и меньше хотелось куда-то идти. Я спал. Безудержно спал, если можно так выразиться. Это было что-то похожее на алкоголизм, только сонный. Сонный запой. Я всё позднее вставал и раньше ложился. Возможно, если бы мама меня не будила, я бы и не просыпался. Лишь один раз, когда приблизился к тому, чтобы продрыхнуть целые сутки, пришёл в ужас и всю ночь мучился бессонницей. Под утро поклялся себе, что обязательно выйду сегодня наружу, и задремал на пару часов. Но проснулся таким разбитым, что клятву не сдержал и опять провалялся весь день.

Это не было похоже на тупую тяжесть в голове, которая бывает при una corda. Мне наоборот было как-то легко и спокойно. Не хорошо и не плохо. Я не ощущал себя тяжёлым и никчёмным. Никаких попыток самоедства. Кажется, всё это сонное спокойствие исподволь превращало меня в овощ.

Сегодня пришёл крайний срок. Время расписаться в неспособности позаботиться о себе. А также поднять наконец задницу и топать к Кейну на плановый приём. Надо, что ли, попросить Марсена петь мне серенады, усмехнулся я про себя. Хотя нет. Тогда я совсем обленюсь.

Ну когда, когда тут успело стать так жарко, думал я, истекая потом в ожидании автобуса. И это называется – август. Практически начало осени. В Ленхамаари в это время года становится прохладно и пасмурно, даль легко просматривается, если только нет тумана. Вот это называется – август, это я понимаю. А сейчас что? Небо раскалённое, земля тоже.

Я шёл от остановки, рассеянно удивляясь тому, какой пустой сегодня город. Все задохнулись? Вышли утром, сгорели заживо и уже успели истлеть?

Впервые в жизни я был рад могильному холоду больничных коридоров. В этот раз меня не смущали даже лампы. Кажется, я вообще не услышал этого гула, который всегда так действовал мне на нервы. Как-то не обратил внимания. Было необычайно тяжело на чём-то сфокусироваться, но я понимал это только тогда, когда пытался, тут же переставал пытаться и забывал, что мне тяжело сфокусироваться, и у меня не было по этому поводу никакого беспокойства, даже смутного. Кейн что-то спрашивал у меня, я отвечал и тут же забывал всё до последнего слова. Я не был также уверен, что не забывал вопрос Кейна сразу же, как он был задан, ещё до того, как успевал отвечать. Всё как-то очень…

Плыло.

Более или менее чётким и постоянным мотивом в моей голове оставалась одна мысль – скоро отсюда опять придётся выходить под палящее солнце.

С этой мыслью я и оказался на улице, и, конечно же, память о прогулке по больничным коридорам уже успела выветриться из моей головы, да нет, наверное, испариться, потому что ветра тут не было уже лет сто. Если найти живого человека и спросить у него, когда тут в последний раз что-то дуло, когда тут в последний раз на небе появлялись эти белые штучки, от них ещё тень – нет, лучше не спрашивать, нечего себя выставлять на посмешище. Впрочем, вот идёт Марсен, он, наверное, не станет смеяться, стойте, откуда здесь Марсен? А, точно, в Ленхамаари уже месяца два как нельзя выйти на улицу и не наткнуться на Марсена. Даже когда просто идёшь домой и думаешь, что на этот раз пронесло, тут же оказывается, что нет, нифига не пронесло, и как он постоянно узнаёт, где я…

Даже в голове звенит от этого жара, тебе слышно, Марсен? Это у меня звенит или у тебя тоже? Потому что если у тебя тоже, то, может, оно просто вообще в принципе так звенит? Потому что если только у меня, то спроси у Кейна, пожалуйста, что это может означать, ты ведь как раз к нему идёшь.