Ловцы снов

Сим выпускает джек. Он не слышит Эгле, потому что её внутренняя мелодия сейчас звучит так же, как его собственная. Он поворачивается к ней спиной и медленно уходит прочь.

Он идёт к морю.

***

я иду иду иду иду иду иду иду иду иду иду иду иду

и думаю это слово каждый раз когда делаю шаг чтобы не забыть что я иду

у моря должно быть не так жарко может все остальные тоже просекли и уже там

Эгле мне встретилась по пути а потом куда-то делась

наверное тоже пошла к морю

значит я слишком медленно иду

это плохо

так я сгорю раньше чем дойду

но шансы есть уже темно

тогда какого чёрта так жарко

я иду иду иду иду иду иду иду иду иду иду иду иду

точно люди здесь правда не все

я их знаю

это не Эгле не сеньора Элинор не Марсен не Кейн не мама

я их знаю

В голове словно что-то взрывается, когда они замечают меня. Это последняя адреналиновая вспышка на секунду возвращает мне способность мыслить хоть сколько-нибудь связно. Потому что моя подкорка отлично знает, что сейчас произойдёт. То, что происходит с одинокими слабаками, которые много выпендривались. То, что происходит с одинокими слабаками, когда они попадаются головорезам из шайки Кори.

И это последнее, что у меня получается осознать.

Вспышка прогорает слишком быстро.

Глава 18. Резонанс

Первое, что я вижу, подняв глаза – крючковатый нос моего защитника. Крючковатый нос и светлые, выбеленные солнцем волосы.

Он сидит на одном колене, смотрит куда-то исподлобья, снизу вверх, словно готов прыгнуть и атаковать. Он сидит, сдавив мне запястье двумя пальцами, а в голове у меня звучит его голос.

Я пытаюсь сказать: «Марсен, ты здесь, вот здорово», но его сухая ладонь живо прикрывает мне рот. Даже не взглянул в мою сторону. Я смотрю туда, куда смотрит он, и тихо обливаюсь холодным потом.

Они здесь. Стоят, разглядывая нас с ленивым любопытством.

Я точно знаю, что Вигге Марсену они не страшны. Он способен каждого из них запустить блинчиком по водам залива, не вынимая рук из карманов. Но почему же он до сих пор…

Я понимаю, почему. Потому что его никчёмный реципиент может не выдержать. Вообще всё, что может сейчас исполнить Марсен, ограничено солнечными безделушками о красоте мира и приятности танцев на улице.

Он меня не оставит. И он не может спеть ничего, кроме подзарядочной музыки.

Они тоже знают об этом. А значит, мы не уйдём отсюда живыми. Они бы очень хотели решить проблему с Марсеном раз и навсегда. И им представился очень удобный случай.

Меня заполняет тихим бессильным отчаянием. Что за чудовищная нелепость! Один из лучших музыкантов моего времени сейчас погибнет, защищая своего бестолкового реципиента. И всё, что остаётся бестолковому реципиенту – прикидываться мёртвым. Может, они всё-таки поведутся, и у Марсена получится взять их на испуг.

Но что, если нет?

Чёрт, чёрт, чёрт.

Он мог бы спасти хотя бы себя. Но он не станет рисковать моей жизнью.

Я вижу прозрачные капли, скатывающиеся по его виску. И почти уверен, что слышу его мысли. Бьюсь об заклад, сейчас он думает всякую чушь. Вроде «я прожил отличную жизнь, а у этого пацана ещё всё впереди, помру-ка я вместо него, Кейн у нас умница, найдёт нового донора».

– Только попробуй, Марсен, – еле слышно шепчу я, – только попробуй.

И мысленно нащупываю внутри себя бархатистую золотую жилку ритма, живой ток своей мелодии. Всё так. Если меня не станет, Марсен сможет сражаться в полную силу. А я… если мои догадки верны, то я превращусь в чистый звук. Он может пользоваться моей мелодией, как своей, это ведь его голос поддерживает ритм моей души. Чудесная, на самом-то деле, смерть. Все мои одноклассники смогут рассказывать, что учились вместе с живой песней Вигге Марсена. И Эгле… нет, лучше не думать сейчас про Эгле, и про то, что мы больше никогда не будем втроём лазить по руинам форта, больше никогда… Нет, я должен немедленно перестать об этом думать, а то вся моя решимость сейчас благополучно загнётся, превратится в отчаянное «Я ХОЧУ ЖИИИИИТЬ», мы ведь этого совсем не хотим, правда? Мы хотим, чтобы Вигге Марсен не обрекал себя на бессмысленную смерть, а меня – на бессмысленную жизнь. А значит, самое время выровнять дыхание, сосредоточиться и перестать быть. Мне всё равно пора.

Но эта крючконосая скотина слишком хорошо меня знала!

Марсен легонько щёлкает меня по лбу, от чего я сбиваюсь с дыхания, а значит, и с собственного ритма. С возмущением понимаю, что ни о каких музыкальных манипуляциях уже не может быть и речи, потому что я не слышу вообще ничего. А потом опять слышу.

– Когда сможешь – беги, – очень тихо говорит Марсен. – Обещаю звучать как можно дольше.

Я ненавижу звукомагов и их штучки. Всё, что мне остаётся, – немое наблюдение.

И я смотрю. Смотрю, как он поднимается с колена, выпрямляется, разворачивает плечи.