Наверное, это из-за тебя звенит, я помню, как ты пел, а я был колокол. Эх, из-за тебя всё, из-за тебя, точно, говорил же мне Кейн с тобой не связываться, точно, говорили же мне – не связывайся со звукомагами, если хочешь довести дело до конца.
До конца…
Слушай, вот что. Тебе никогда не казалось, что солнце хочет нас всех убить? Потому что мне сегодня так кажется. Есть что-то отчаянное в том, как оно себя ведёт в августе. Я подумал – что, если одиннадцать месяцев подряд солнце приманивает Землю к себе, но на самом деле хочет всё и всех зажарить, а не согреть? Но нынче летом оно уже знает, что Земля всё равно сбежит, вот и жарит, как в последний раз. Земля сбежит с кровавой раной на месте Ленхамаари, а потом целый месяц будет истекать кровью осенних листьев, потом там будет бурая короста под белыми бинтами снега… ты говоришь, это твоя песня? Да, напиши песню об этом… ты говоришь, это одна из старых? Врёшь ты всё, я же не понимаю кэлингу, но стой-ка, выходит, ты тоже об этом думал, может, будем в тайном сговоре? Скажи Кейну, а я скажу Эгле, кстати, она ещё жива, ты не знаешь? Раз жива, то я пошёл, ты тоже иди, мы в тайном сговоре, смотри, не забудь.
***
Марсен озадаченно посмотрел вслед Симу. Останавливать не стал, но проследил направление его движения – чтобы знать маршрут, по которому придётся бежать, если сейчас из дверей больницы вылетит Кейн и сообщит что-нибудь страшное.
Но ничего не происходит. Всё безмолствует. Сим удаляется. У него неторопливый и ровный шаг. Поднятая голова и прямая спина.
…Альбин отцепил датчик от запястья Марсена. Взглянул на экранчик, вытянул губы, словно хотел присвистнуть. Но не издал ни звука. Марсен не видел ни монитора, ни реакции Альбина. Запрокинув голову, он медленно провёл по лицу обеими ладонями и замер, уронив руки на колени.
– Ты как?
Интонация показалась бы постороннему равнодушной, но Марсен уловил сочувствие. А сочувствие в голосе Альбина означало: «Вот сейчас не ври, пожалуйста, а если будешь воротить нос от моих попыток помочь – я тебе этот самый нос оторву».
– Паршиво, – ответ прозвучал глухо, – ничего не могу. В горло будто высыпали грузовик песка. Весь он в меня, конечно, не поместился. Так что теперь я ещё и вкопан в него примерно по шею, одна голова торчит. Но и она потихоньку тонет. Песок-то, ясное дело, зыбучий…
– Держись, – пробормотал Альбин, переписывая с экрана показания датчика, – могло быть хуже.
– Куда уж хуже? – хмыкнул Марсен.
– Могло что-то зачесаться, – рассеянно предположил Альбин.
Марсен помолчал, скорчив потолку рожу – мол, ты не знаешь, что этот тип имел в виду?
Потолок безмолствовал. Наверное, не знал. Марсен адресовал недоуменный взгляд Альбину – что ты имел в виду?
– Нос, например, – всё так же рассеянно добавил Альбин, почувствовав, что тишина в кабинете превратилась в вопросительную паузу.
Марсен на всякий случай осторожно почесал кончик носа указательным пальцем.
– Я говорю, – начал Альбин, убрав датчик в ящик стола, – держись.
– Я держусь, – угрюмо отозвался Марсен.
– Нет, – неожиданно резко возразил Альбин, – ни черта ты не держишься. Ты идёшь вразнос и порешь горячку.
У Марсена медленно приподнялись брови, а рот сжался в узкую линию.
– Твой голос звучит в плеерах у сотен людей, – продолжил Альбин, остановившись перед Марсеном, но не глядя на него. – Подумай о них.
Марсен не ответил.
– Ну нельзя так убиваться из-за каждого реципиента, – уже тише сказал ему Альбин, по-прежнему уставившись в пол.
Марсен усмехнулся, слабо и печально:
– Ты определись, что ли. Только я начал думать о сотнях людей, а ты уже говоришь не убиваться из-за каждого. Имей в виду, я успел подумать только про двадцать семь из них. Что теперь делать с остальными? Про них – думать или не думать?
Альбин наконец-то посмотрел на него. Мрачно и тяжело.
– У меня сотни реципиентов, – негромко сказал Марсен, – но тот, у которого в плеере только моя музыка, – всего один.
– Так прекрати подталкивать его к краю. Что за показуха была с новой песней?
– Эй, – Марсен улыбается уголком рта, – эй, я же просто спел для него. Он же единственный, кому эта песня могла понравиться. Разве он этого не заслуживал?
– Он не заслуживает опасностей, которым ты его подвергаешь. Ситуации, когда его донор извинится, разведёт руками и скажет, что он больше ни на что не способен. Вот чего не заслуживает Сим. А ты уже две недели не можешь прийти в себя.
Шёпот; но слишком заметно, что Альбину хотелось бы это выкрикнуть. Подавленная вспышка, взрыв под водой, свет уходит вглубь и рассеивается, лицо Альбина затвердевает, голос теряет интонации.
– Ты – его донор. Так и будь донором.
Марсен неопределённо поводит плечом, чуть склонив голову, в этом угадывается вызов:
– Мы друзья, старик, понимаешь? Не знаю, как мы это сделали, но я для него – не сиделка, не великий учитель и не светоч. Мы вместе впутались в передрягу с Кори и его головорезами. Мы нашли заброшенный форт и лестницу, которая вела к смотровой площадке. Мы сидели и смотрели на море… почему я должен тебе объяснять, если ты сам тысячи раз делал для меня всё то же самое?