Ловцы снов

Тогда это очень забавная сцена, подумал я. Попытка самоуспокоения, как она есть. Странные, должно быть, ощущения – успокаивать человека, который плачет вместо тебя.

Ужас. Мы трое почти срослись мелодиями. Того и гляди, мне тоже поплохеет.

Впрочем, кажется, плакала всё-таки Эгле. Марсен не выглядел таким уж печальным – скорее обеспокоенным (ну да, я бы тоже на его месте думал, как теперь это всё остановить). Так вот, Марсен не казался готовым разрыдаться или сдерживающим слёзы. А вот Эгле продолжала тихо вздрагивать, прижимаясь к нему. Если бы она резонировала с Марсеном, то смогла бы сейчас успокоиться.

Вот всегда так с этими придурковатыми рыцарями. Избавляешь их от необходимости врать и выкручиваться, а они как дохлые. Но стоит при них разрыдаться девчонке, как они тут же осознают, что ещё не всё потеряно, и чуют в себе силы, волю, разум… ну, в общем, всю эту лабуду, которая обычно произрастает в головушках придурковатых рыцарей.

Уж я-то знаю, сам такой.

Теперь вопрос. Стоит ли довести до слёз какую-нибудь девчонку в присутствии Кейна? Или хватит и того, что Марсен пришёл в себя? Он же сможет расшевелить всех остальных, да?

– Хватит, – тем временем говорил Марсен, – так долго реветь на берегу моря – это извращение.

Вместо ответа Эгле всхлипнула.

– Не реви, тебе говорят.

Снова всхлип.

– Это ты ревёшь или я реву?

– Я реву, – гнусаво ответила Эгле.

– А я не реву.

– Не реви…

– А я, может, как раз собирался. Ты же понимаешь, что если я начну реветь, мы никогда не остановимся? До глубокой старости мы будем сидеть тут и реветь. До глубокой старости, Эгле!

– Не получится… – отозвалась Эгле.

– Почему?

Она всё ещё тихо и гнусаво, но уже вполне внятно объяснила:

– Ты старше, а ещё мужчины живут меньше, поэтому ты умрёшь первым, и я перестану с тобой резонировать. Так что я ещё немножко порыдаю над твоим трупом и всё.

Они ещё о чём-то говорили, но я уже не стал слушать. С Эгле всё будет в порядке. Всё будет хорошо, даже когда я этого уже не увижу.

Репетиция похорон, действительно, думал я, пробираясь к заброшенному форту по дороге, занесённой песком. Я остался один, брожу, как скорбный дух, а остальные то рыдают, то пытаются друг друга подбодрить.

Добравшись до форта, я совершенно выбился из сил. Поэтому заполз в какой-то уголок и заснул. Когда проснулся, солнце уже начинало клониться к закату, но возвращаться домой мне не хотелось.

Ещё минут десять я убил, взбираясь на смотровую площадку по разрушенным лестницам. Устроился там на краешке, обхватив колени руками. Ветер дул во все стороны сразу, со всех сторон сразу. Бил в глаза и уши. И хорошо. Отвлекал от нарастающей тяжести в центре лба. Я обещал себе, что сейчас достану плеер. Ещё минутку.

Время шло. А я всё так и не шевелился. Не мог себя заставить. Тяжесть расползалась. Мысли всё короче. Это хорошо. Думать не надо. Надо перестать думать. Тогда остальное тоже кончится.

– Хэй, Сим.

Тяжесть испуганно отдёрнула липкие щупальца.

Голос. Я не заметил, как он подошёл. Из-за ветра не слышно. Глаза закрыты. Немудрено.

– Хэй, Марсен.

Он садится у меня за спиной. Чувствую, что в затылок больше не дует. Становится немного теплее.

Марсен не отчитывает меня за то, что я довёл себя до такого. Он берёт дыхание не для укоризненной тирады.

Где-то внизу, под нами, хлопала дверь. Единственная дверь форта, которая как-то пережила все невзгоды. Сквозняк раскачивал её, но с петель так и не сорвал. При желании этот звук можно было игнорировать. Но сейчас я обратил на него внимание. Как будто все звуки были картой, и на тот участок, который был стуком двери, навели увеличительное стекло. Потом добавились другие ритмические рисунки – снаружи. И другие инструменты – внутри. На ветру очень удобно стучать, подумал я. А Марсен – и в самом деле флейта, наверное. Чтобы была музыка, нужно соединить ветер, Марсена и всё, что угодно. И вот странно – я готов был поклясться, что он ни разу не открыл рта. Но каким-то образом он всё же пел, а я его всё же слышал.

Потом я перестал различать то, что звучало снаружи и то, что звучало внутри. Казалось, и сам Марсен не делает ничего, просто звучит, повинуясь ветру, дыханию Изначальной Гармонии, в такт её же сердцебиению. Мы смотрели в её глаза, зелёные и красные, сидели спина к спине – словно на дне реки, но мы были не камни, под которые вода не течёт. Поток проходил сквозь нас, нёсся во все стороны сразу, бесконечно, беспредельно…

– Классная песня. – Я вытянул ноги и запрокинул голову, мягко стукнувшись затылком о спину Марсена. – Ничего не понял, конечно, но звучало здорово.

– Новая, – откликнулся Марсен.

И когда успел?

– Хорошо получилось.

– Хоть ты оценил, – усмехнулся Марсен. – Фиро не понравится.

– Ты теперь уедешь?

Марсен слегка толкнул меня – вместо подзатыльника, наверное.

– Балда. Думаешь, я сейчас начну бояться твоей болячки? Постараюсь уберечь себя от зрелища твоей нелепой смерти?

– Почему обязательно нелепой? – уязвлённо спросил я.