Ловцы снов

Но кроме вялого равнодушия перед неизбежностью, я ещё чувствовал благодарность. Благодарность Кейну и Марсену. За то, что они не стали увиливать от ответа. За то, что не стали сюсюкать и громоздить слова утешения, от которых плохо и слушающему, и говорящему. За то, что приняли предложение играть честно и играли честно. Гильотина была острая, подсудимый не мучился.

Вот и всё.

***

– Ну что, доволен? – тусклым голосом спрашивает Альбин.

Марсен сидит сгорбившись, неподвижный взгляд устремлён на сцепленные в замок руки.

– Прости, – наконец говорит он.

Альбин фыркает.

– Ты думай в следующий раз, прежде чем орать. Меня же чуть в окно взрывной волной не выкинуло. Первый голос Королевской армии, мать твою…

– Я извинился, – холодно перебивает Марсен. – В знак того, что признал свою ошибку. Просто я не понимаю, какого чёрта все думают, что я великий звукомаг, если моя музыка не может спасти одного-единственного, совершенно конкретного и определённого человека. Сима Нортенсена.

– Вот, – кивает Альбин. – Я тоже не понимаю. Какого чёрта все думают, что я крупнейший специалист, если все мои умения – ставить безнадёжные диагнозы.

Марсен устало проводит рукой по лицу.

– Я на себя злюсь, старик, не на тебя, – говорит он уже гораздо мягче и тише. И вдруг поднимает голову, и становится видно, какие злые, до белесого света злые у него глаза: – Но если ты ещё раз припомнишь мне ту войну – я тебе вручную кости пересчитаю. Без всякой звукомагии.

Звучит действительно страшно, потому что голос у него по-прежнему тихий и мягкий.

– Я тебе и так скажу, сколько у меня костей, – мрачно отвечает Альбин. – Я грёбаный врач. Но ты лучше вспомни свои жизненные правила. Постарайся взглянуть на всё с точки зрения Изначальной Гармонии.

Марсен косится на него:

– Издеваешься?

– Не совсем. – Альбин встаёт и подходит к креслу. – Только представь, нам всё это время нельзя будет умирать. Сим думает, что он зависит от нас, а на самом-то деле – мы от него.

– Хреново у тебя получается плюсы искать, – сообщает Марсен.

– Потому что это твоя работа, – спокойно парирует Альбин. – Давай прекратим страдать и займёмся делом. Каждый – своим. Это всё, что мы сейчас можем.

Марсен молчит, по-прежнему уставясь в никуда.

– Мне надо поговорить с Даной Нортенсен. Она должна знать. А тебе стоит поговорить с Эгле. И желательно, чтобы ты успел раньше Сима.

– Ты прав, – механически кивает Марсен.

Альбин осторожно присаживается на подлокотник кресла.

– Мир?

– Мир. – Марсен не глядя пожимает протянутую руку. – И если вечером ты собираешься надраться до беспамятства – зови меня. И если не позовёшь… – Он наконец поднимает голову, сжимает пальцы Альбина чуть сильнее и тихо шипит: – …Я найду тебя сам.

***

Я немного не успел. Как я и предполагал, Эгле стоило искать у моря. Но Марсен пришёл первым – этот крючконосый тип всегда лучше знал, где и кого искать.

Они сидели на берегу. Молчали. Я смог подобраться на такое расстояние, чтобы остаться незамеченным – они, к счастью, остановились на той границе, где обжитая набережная превращалась в дикий пляж. Это была не просто формальная граница, там начиналась каменная гряда, уходившая в море. Эгле и Марсен сидели с одной стороны, я устроился с другой.

Эгле смотрела вдаль, кусая губы. Она была очень бледна.

Я услышал, как Марсен говорит ей:

– Успокойся. Никто не виноват. И не надо вести себя так, будто Сим умер. Ещё есть время, если мы с Альбином не будем валять дурака, а мы не будем.

Эгле молча ткнулась головой в плечо Марсена. Теперь мне не было видно её лица, но я понял, что она плачет. Наверное, хорошо, что Марсен нашёл её первым. Есть три ошибки, которые обычно делают те, кто пытается утешать. Первая – «я знаю, что ты сейчас чувствуешь». Нет, ни черта ты не знаешь. Ты понятия не имешь, что и как чувствует другой человек, даже если резонируешь с ним. Марсен сказал бы – «не обладаешь его опытом». Да, даже если ситуация, после которой человек нуждается в утешении, случалась и с тобой. Даже если вы попали в эту ситуацию вместе. Нет, ты всё равно не переживал всего остального. С тобой творилась совершенно другая алхимия событий.

Вторая ошибка обычно звучит так – «посмотри на вон того человека, официально признанного самым несчастным, и прекрати хныкать». Нет, мне не станет лучше только потому, что кому-то объективно хуже, чем мне. Не станет и не может быть лучше. А если тебе от этого лучше, то ты какой-то извращенец. И третья – «всё пройдёт». Это уж самое идиотское. Откуда ты знаешь, пройдёт или не пройдёт? Ты что, ясновидящий?

Ну, конечно, во всех этих вопросах я мог положиться на Марсена. Он не допустил бы ни одной из этих ошибок. Да в любом случае, он справится с утешением плачущей девчонки лучше, чем я. С утешением плачущего кого угодно, если точнее. И, кстати, в этом конкретном случае – кто угодно лучше справится, надо просто уметь обнять в ответ. Когда хреново себя чувствуешь, лучше не находиться рядом с человеком, из-за которого тебе хреново, особенно если вы ничем не можете друг другу помочь. Хотя… точно ли Эгле не смогла сдержать слёз?