– Да с тобой же даже не напьёшься по-человечески! – Негодующе фыркнул Альбин. – Опять полночи будем ржать и ещё полночи – играть в настолки и ржать.
– Будем вести здоровый образ жизни, – назидательно сказал Марсен. – Сим сегодня меня отругал за курение. Я проникся.
Глава 16. Шаги
Когда это случилось, я шёл по больничному коридору. Штатный приём у Кейна, ничего особенного. Забавно, подумал я, мой донор взял на себя труд подружиться со мной, мы ежедневно проводим вместе кучу времени, а я всё так же хожу к Кейну, чтобы получить новую порцию его песен.
– …Так сделай что-нибудь! Ты же лучший специалист!
Хм. Я знал этот голос. Конечно, знал. У Марсена был очень характерный голос. Хоть я ни разу не слышал его таким.
– И что?! Чего всё это стоило, если нам не под силу спасти одну-единственную жизнь?!
Голос, который оказался слишком громким. Мне кажется, эхо металось, как молнии, серебристого такого цвета.
Полный коридор серебристых молний. И я.
Шаг. Правая. Левая. Марсен уже не орёт на Кейна. В коридоре только мои шаги. И больше ни звука.
Я иду и философствую. О том, что нечто дарующее жизнь так же хорошо её отбирает. О том, что сейчас завяжется какая-нибудь мерзопакостная фигня. Ну, в духе «мы не должны ему говорить, о нет, он узнал, нам очень жаль, Сим».
Передо мной дверь с табличкой, на которой написано имя лучшего специалиста по болезням внутренней мелодии. Я дошёл до неё слишком быстро. Я предпочёл бы тишину и пустоту коридора. Чтобы она продолжала длиться. В идеале – несколько лет. Потому что когда я открою эту дверь, что-то необратимо закончится. Например, придёт конец моей надежде на чудо, запертой с приговором «пожизненное» за преступления против здравого смысла. Ей пора на эшафот, и эта дверь станет для неё гильотиной. Придёт конец нашему лету. Марсен разведёт руками и уедет обратно, на Западный архипелаг. Эгле снова станет флегматичной, и я больше не услышу, как она смеётся. Возможно, придёт конец дружбе между Кейном и Марсеном. Кейн навсегда останется под жуткими больничными лампами и уже не увидит солнечного света. Марсен навсегда потеряет пустынные берега и руины заброшенных фортов Ленхамаари.
Останется только моя жизнь, совершенно никчёмная. Чьи затакты будут соседствовать с моим, когда я умру? Я не умел быть счастливым. И никого не умел делать счастливым.
Одно я знал точно. Если отступлю сейчас, дальше надо будет притворяться, что я ничего не знаю. Скрывать что-то от врача, который наблюдает за моей внутренней мелодией всю мою жизнь, от звукомага, голос которого и есть моя внутренняя мелодия, и от лучшего друга, который замечает обострения моей una corda раньше меня самого. Им тоже надо будет притворяться, что я ничего не знаю.
Значит, всё превратится в ложь. И всё равно кончится. Но предварительно хорошенько сгниёт.
Останется только моя жизнь, совершенно никчёмная.
Я поворачиваю ручку двери и захожу в кабинет. Надежда на чудо, какое у тебя последнее желание?
Дверь хлопает у меня за спиной. Вот и всё.
– Привет, сеньоры, – говорю я, – ну что, все страшные тайны обсудили?
Марсен не оборачивается, но я вижу, как он опускает голову и сжимает кулаки. У Кейна делается такое лицо, словно вся его кровь вот-вот станет серной кислотой.
Очень, очень кислый Кейн получился.
– Да не парьтесь, – говорю я, – у меня всё равно не выйдет отреагировать. Ну, вы сами знаете. Я и не надеялся, правда. Вы только скажите, сколько мне ещё осталось. Это ведь должно быть что-то серьёзное, раз уж мы с вами втроём не справились?
У Кейна не шевелится ни один мускул на лице. Даже, кажется, губы не двигаются, когда он отвечает мне.
– Понятно, – говорю я. – Ну, я пошёл.
Всё очень просто. Проще, чем я думал.
Надо найти Эгле, рассеянно думаю я. Как-то ей сказать. Более чем скромный срок остался, и то если выполнять все предписания. Но я-то знаю, что всё всегда не так. Что угодно может случиться. Una corda убивает бессмысленностью. Сотни раз бывало так, что больные просто не включали системы жизнеобеспечения. Потому что – зачем?
Ещё есть способность попадать в места, где невозможно подзарядиться. Плееры, ломающиеся в самый неподходящий момент. Рвущиеся наушники.
И моим везением или невезением это всё не ограничивается. Что-то случится с Кейном, я могу попасть к врачу, которому будет на меня плевать. Я не великий мастер заводить друзей. Зато хорошо умею настраивать против себя. Или вот Марсен. Он ведь, вообще-то, боевой звукомаг. Начнётся какая-нибудь дурацкая война, и сколько шансов у него будет выжить?
Да и… если отбросить все шкурные интересы. Это люди, которых я терять не хотел, как бы я это ни отрицал и кто бы ни утверждал обратное. Пусть сейчас я всё необратимо испортил, una corda сожрёт меня за сутки, если кто-то из них погибнет. Это будет реакция, которую мне никогда не выразить. Я просто отключусь.
Мне бы всё это как-то пережить. Уже ничего не будет так, как раньше.