– Слушай, – сказал я. – У меня идея. Как ты смотришь на то, чтобы свалить к чертям отсюда? У меня идея. Я знаю одного типа в Гринвич-виллидж, у которого мы можем одолжить машину на пару недель. Он ходил со мной в одну школу и до сих пор должен мне десять баксов. Что мы можем сделать, это завтра утром можем поехать в Массачусетс и Вермонт, и по всей округе, сечешь? Там чертовски красиво. Правда, – я чертовски разволновался от этих мыслей, и я, блин, как бы наклонился и взял старушку Салли за руку. Какой же я, блин, был
– Нельзя просто
– Почему нет? Почему, блин, нет?
– Пожалуйста, не ори на меня, – сказала она. Это брехня, потому что я ничуть не орал на нее.
– Почему нельзя? Почему?
– Просто потому, что. Между прочим, мы оба практически
– Не фантастично. Я найду работу. Об этом не волнуйся. Об этом можешь не волноваться. В чем дело? Ты не хочешь ехать со мной?
– Дело
– Нет, не будет. Не будет никакой уймы мест, куда можно поехать. Все будет совсем по-другому, – сказал я. Меня опять ужасная тоска заела.
– Что? – сказала Салли. – Не слышу тебя. То ты кричишь на меня, а то…
– Я сказал, нет, не будет чудесных мест, куда можно поехать, после того, как я окончу колледж и все такое. Открой уши. Все будет совсем по-другому. Нам придется спускаться в лифтах с чемоданами и прочей фигней. Придется всех обзванивать и говорить до свидания и слать им открытки из отелей и все такое. И я буду работать в какой-нибудь конторе, срубать капусту и ездить на работу в кэбах и автобусах по Мэдисон-авеню, и читать газеты, и играть в бридж все время, и ходить в кино, и смотреть уйму дурацких короткометражек и анонсов, и киножурналов. Киножурналов. Иисус Христос. Там всегда тупые скачки, и какая-нибудь дамочка разбивает бутылку об корабль, и шимпанзе в штанах катается, блин, на велике. Все будет совсем не как сейчас. Ты совсем меня не понимаешь.
– Может, и не понимаю! А может,
– Ладно, давай убираться отсюда, – сказал я. – Ты у меня как заноза в жопе, если хочешь знать.
– Кроме шуток. Я сожалею, – твердил я ей.
– Ты сожалеешь. Сожалеешь. Очень смешно, – говорила она. Она все еще как бы плакала, и я вдруг
– Ладно, я отвезу тебя домой. Кроме шуток.
– Я сама могу доехать домой, спасибо. Если ты думаешь, я позволю
Все это было по-своему смешно, если так подумать, и я вдруг сделал то, чего не должен был. Рассмеялся. А у меня такой очень громкий, дурацкий смех. То есть, если бы я сидел позади себя в кино или вроде того, я бы наверно нагнулся и попросил себя заткнуться. От этого старушка Салли взбеленилась еще больше.
Я еще поторчал там, извиняясь и пытаясь вытянуть у нее прощение, но какое там. Она твердила, чтобы я ушел и оставил ее в покое. Так что, в итоге, я так и сделал. Пошел и забрал свою обувь и манатки, и ушел без нее. Это я зря, но меня уже все порядком достало.