Ловец во ржи

Но я ненормальный. Богом клянусь. Где-то на полпути в ванную я начал притворяться, что у меня пуля в кишках. Старик Морис пальнул в меня. Теперь я шел в ванную, чтобы хорошенько залиться бурбоном или вроде того, нервы успокоить и тогда уже всерьез взяться за дело. Я представил, как выхожу нафиг из ванной, одетый и все такое, с пистолетом в кармане, пошатываясь малость. Затем я бы стал спускаться пешком, не лифтом. Я бы держался за перила и все такое, с такой струйкой крови, стекающей с краю рта. Что бы я сделал, я бы спустился на несколько этажей – держась за кишки, оставляя за собой кровавый след – а потом вызвал бы лифт. Как только старик Морис открыл бы дверцы, он бы увидел меня с пистолетом в руке и стал бы орать мне, таким жутким фальцетом, как полное ссыкло, чтобы я оставил его в покое. Но я бы все равно пальнул в него. Шесть раз прямо в его толстое волосатое пузо. Затем я бы выбросил пистолет в шахту лифта – это после того, как я стер бы все отпечатки и все такое. Затем я бы дополз обратно до моего номера и позвонил Джейн, чтобы она пришла и перевязала мне кишки. Я представил, как она держит мне сигарету, пока я истекаю кровью и все такое.

Чертовы киношки. Они тебя могут угробить. Я не шучу.

Я пробыл в ванной около часа, принимал ванну и все такое. Затем вернулся в постель. У меня ушло немало времени, пока я заснул – я даже не устал, – но, в итоге, заснул. Чего мне на самом деле хотелось, так это покончить с собой. Хотелось выпрыгнуть из окна. И я бы наверно так и сделал, если был бы уверен, что кто-нибудь сразу накроет меня, как только я приземлюсь. Не хотелось, чтобы кучка тупых зевак пылилась на меня в луже крови.

15

Проспал я не слишком долго, потому что, когда я проснулся, было только где-то часов десять. Я выкурил сигарету и сразу проголодался. Последнее, что я ел перед этим, это те два гамбургера с Броссардом и Экли, когда мы поехали в Эгерстаун в кино. Это было давно. Казалось, прошло пятьдесят лет. Телефон стоял совсем рядом, и я начал набирать им, чтобы мне подали завтрак, но я как бы боялся, что мне пришлют старика Мориса. Если вы думаете, что мне до смерти хотелось увидеть его, вы псих. Так что я просто повалялся в постели и выкурил еще сигарету. Я подумал звякнуть старушке Джейн, узнать, не дома ли она уже и все такое, но я был не в настроении.

Что я сделал, я звякнул старушке Салли Хейс. Она училась в “Мэри А. Вудрафф”, и я знал, что она дома, потому что получил от нее это письмо пару недель назад. Я не был без ума от нее, но знал ее не один год. Раньше я по дурости считал ее довольно умной. А почему я так считал, это потому, что она довольно много знала о театре и пьесах, и литературе, и всякой такой фигней. Если кто-то знает об этих вещах, далеко не сразу поймешь, дура она или нет. У меня годы ушли со старушкой Салли. Наверно, я понял бы это гораздо раньше, если бы мы столько не обжимались. Моя большая беда в том, что, если я с кем обжимаюсь, я всегда считаю ее довольно умной. Это нефига никак не связано, но я все равно все время так думаю.

Короче, я ей звякнул. Сперва ответила горничная. Затем – ее отец. Затем подошла она.

– Салли? – сказал я.

– Да – кто это? – сказала она. Пошлая девица. Я уже сказал ее отцу, кто это.

– Холден Колфилд. Как ты там?

– Холден! Я – прекрасно! Как ты там?

– Классно. Слушай. Как ты вообще? В смысле, как школа?

– Прекрасно, – сказала она. – В смысле… ну, понимаешь.

– Классно. Что ж, слушай. Я тут подумал, ты не занята сегодня? Сегодня воскресенье, но в воскресенье всегда идет какой-нибудь утренник. Бенефисы и всякое такое. Не хочешь сходить?

– Я бы с радостью. Прелестно.

Прелестно. Если есть слово, которое я ненавижу, так это прелестно. До того пошлое. Настолько, что я чуть не сказал ей забыть об утреннике. Но мы продолжали трепаться. Точнее, это она. С ней слова не вставишь. Сперва она мне рассказала об одном типе из Гарварда – вероятно, первокурснике, но она, разумеется, не уточнила, – который просто не давал ей нафиг прохода. Названивал ей днями и ночами. Днями и ночами – я чуть не сдох. Затем она рассказала о другом типе, каком-то кадете из Вест-пойнта, который тоже резал себе вены из-за нее. Большое дело. Я сказал ей ждать меня под часами в “Билтморе” в два, и не опаздывать, потому что спектакль, наверно, начнется в два тридцать. Она вечно опаздывает. Затем я повесил трубку. Салли мне как заноза в жопе, но она очень хорошенькая.

Договорившись с Салли, я встал с постели, оделся и собрал сумку. Только перед выходом глянул в окно, проверить, как там поживают все эти извращенцы, но у них у всех шторы были опущены. С утра они являли собой образец приличия. Затем я спустился лифтом и рассчитался за номер. Старины Мориса нигде не было видно. Но я, разумеется, не слишком старался найти его, козла.