С тем же успехом можно было скандалить с монументом Красного графа, который по велению батюшки нынешнего хозяина замка некогда установили на галерее, ведущей в часовню. Мраморный рыцарь в алом доспехе, с мечом у пояса стоял, чуть склонив голову, с интересом разглядывая младенца у себя на руках. Сколько я знал месье Констана, тот всегда обожал эту замечательную статую и частенько, словно между прочим, спрашивал, правда ли, что он сам похож на своего храброго предка. Как по мне, так на предка куда более походил мессир Ожье, ну да какой толк нынче о том судить? Тем более, что я, вообще-то, о другом.
Алину распирало от желания с кем-нибудь поболтать, и если, хоть и с немалым трудом, ей удавалось сдерживать себя, чтобы не выдать открывшуюся ей тайну, то все остальные имевшиеся в наличии слова следовало высказать немедленно. Тайна закипала внутри нее, так что для терпения и благоразумия попросту не оставалось места. Наконец, сообразив, что в замке имеется пара свободных ушей, которым поневоле придется ее выслушать, она бросилась к замершему в углу комнаты солдату.
– Я требую отвести меня в церковь!
– Не велено! – стараясь рассмотреть сквозь одежду, да простят меня святые угодники, формы очаровательной принцессы, пробубнил солдат.
– Ты смеешь отказывать доброй христианке в духовном утешении?! – яростно завопила Алина, радуясь удобному поводу устроить тарарам. – Как твое имя, несчастный? Я незамедлительно сообщу его святейшему Папе! Какое неслыханное кощунство! Да ты еретик! По тебе инквизиция плачет! Но смотри же, она скоро утешится. И петух не пропоет трижды, как сам ты станешь проливать слезы, молить о пощаде! Но будет поздно.
Решительный тон девушки изрядно насторожил караульщика. Тот не посылал гонцов ни в Париж, ни в гуральский Лемберг и потому видел перед собой не просто красотку, выдающую себя за знатную даму, а самую что ни на есть настоящую принцессу, которой дано накоротке общаться с королями и самим Папой Римским. А раз так – с суровостью чересчур усердствовать не след. Не ровен час, против тебя же обратится. Завтра ее распря с графом благополучно забудется, ее высочество отбудет в Рим и, уж конечно, пожелает ознаменовать приезд в Вечный город радостным праздником вроде образцово-показательной казни еретика. Тут-то ему с этим дурацким «не велено» конец и настанет.
– С позволения вашего высочества, – немного запинаясь от волнения и страха перед расправой, заговорил страж, – я не могу отвести вас в часовню. Однако, если пожелаете, призову сюда фра Анжело, нашего капеллана.
– Веди, – согласилась Алина. – И пусть прихватит с собой нюхательных солей. Мне тут душно до одури, я в любой миг могу упасть в обморок.
Как потом утверждала Алина, тогда она брякнула это для пущего эффекта, ни в какой обморок падать, естественно, не собиралась, но, как оказалось, сказала она это вполне к месту. Часовой подошел к двери и постучал, требуя открыть.
– Ее высочество призывает к себе господина капеллана, – сообщил он второму караульному, охраняющему вход в покои мадам принцессы.
– И что теперь? – поинтересовался второй.
– Чего теперь? Сходи и позови.
– Как же, сходи! – хмыкнул охранник за дверью. – А не приведи господь, капитан пожалует или, того хуже, – сам граф?
– Монсеньор Констан с маркизом уехали Рене искать, я сам видел, – обнадежил первый часовой.
– А не ровен час, вернется? Сам знаешь, как оно случается. А так – я на своем посту стою и никуда ни-ни.
– Послушай, – зашептал первый, – господа между собой не сегодня-завтра помирятся, а на нас с тобой потом отыграются. Что нам с того за прибыль? Не благое дело – отказать христианке в исповеди.
– Давай так, – отвечал ему часовой у двери. – Я останусь тут, а ты мчи стрелой к фра Анжело, только ж не задерживайся. Если капитан пройдет, скажу, мол, все нормально, авось внутрь не глянет.
Стражник в покоях через плечо посмотрел на ее высочество.
– А она-то как?
– Ну, чай, девица не горлица – не упорхнет.
– Ох, как-то оно боязно! – сознался страж.
– Бог вас наградит, – проворковала Алина. – И я тоже не забуду.
– Ладно, давай, – согласился он. – Если вдруг что, покашляй, чтоб нос к носу не столкнуться…
– Только ж одна нога там, другая – здесь, – напомнил страж у двери.
Алина внутренне ликовала, стараясь не выдать себя и обдумывая, как лучше использовать передышку. «Срочно надо куда-то перепрятать бумаги. Но куда? Хозяин, конечно, знает эти комнаты лучше меня.
Спрашивается, почему тут нет вентиляционных шахт? Всякому, кто хоть раз смотрел боевики, известно, что никто и никогда, естественно, кроме главных героев, не обращает внимания на вентиляционные шахты, а пролезть там может даже худощавый слон».
Взор ее метался по комнате в поисках надежного укрытия для бесценного трофея, когда внезапно нечто белое и пушистое ткнулось в ее руку и произнесло: «Мяу». На белом и пушистом красовался изящный розовый бант.