Читаем Lost structure полностью

структурные модели всевозможных коммуникативных обменов. Речь идет о перспективных, частичных, обусловленных обстоятельствами гипотезах, одним словом, о гипотезах

"исторических". Но сказать "исторические" — значит поставить двойную проблему. Ведь, с одной

стороны, надо определить, в каком смысле эта историчность препятствует пониманию

коммуникации вообще, а с другой, следует посмотреть, насколько они, будучи историческими и

вместе с тем притязающими на универсальную значимость, позволяют осознать историчность

www.koob.ru

самой коммуникации. Мы же еще не знаем, присуща ли эта историчность вообще диалектическим

взаимоотношениям кода и сообщения или же она — следствие невозможности (о которой

говорилось в предыдущих главах) ухватить объективно существующую цепочку означающих и

при этом не укоренять ее в уничтожающих ее глубинах.

II. Структура и процесс

II.1.

Оперативистская семиология дает модель смыслопорождающего механизма, который

представляет собой коммуникативную цепь, уже рассмотренную нами в А.1.II. Эта модель

предполагает, что в миг достижения адресата сообщение "пусто". Но это не та пустота

произведения-воронки, отсутствующего произведения, которую постулирует "новая критика", это

готовность к работе некоего означивающего аппарата, на который еще не пал свет избираемых

мною, чтобы высветить его смысл, кодов.

Но как я узнаю, что это смыслопорождающий механизм? Благодаря тому, что в самый миг

получения я высвечиваю его некими фундаментальными кодами. "I vitelli dei romani sono belli" —

я получаю сигнал и соотношу его с фонологическим кодом, и внезапно обретает форму некая

последовательность означающих, которая еще до того, как я пойму, что же она означает, уже

оповещает о себе как о некой структуре. И лишь в тот миг, когда я налагаю на сообщение код

латинского или итальянского языка, я начинаю опознавать денотативные значения. И все же в

сообщении остается некоторая недосказанность, позволяющая мне продолжать выбор. Если я

представил его себе на латыни, то спрашивается, кто такой этот призываемый в бой Вителлий?

Велениям какого бога он следует? Каков был воинственный клич в мифологии и воинском

ритуале древних римлян? Что это,

367

трубящая труба, песнь Тиртея, звон меча и т. п.? Сообщение мало-помалу наполняется смыслом, но стоит только несколько измениться обстоятельствам адресата, а кодам расслоиться, как в

сообщение врываются новые смыслы.

Но какие смыслы воспринимаются? Уже само приложение к сообщению кода есть некая

структурная гипотеза, которая вовсе не становится менее рискованной и интересной с

эпистемологической точки зрения оттого, что, как правило, мы ее выдвигаем наугад. Предложить

код — это значит выдвинуть гипотезу и прикинуть, что из этого выходит.

Предложенный код выявляет определенные значения, но затем он сопоставляется с другими

кодами, лексикодами и подлексикодами для того, чтобы убедиться в том, что все коннотативные

возможности сообщения исчерпаны. При этом само зарождение движения связано с тем, что

сообщение — осознанное сообщение (произведение искусства) или неосознанное (отношения

родства) — сталкивается с мощным айсбергом социальных конвенций (кодов) и обстоятельств (см

A.2.VI.1.2.), обусловливающих выбор кодов и представляющих собой такой параметр референта, который, не предопределяя однозначно содержания сообщения, сужает круг поисков.

II.2.

Незаполненность сообщения не связана с каким-то особым качеством. Его так называемое

"отсутствие" — ясно, однако, что речь идет о метафоре, — обязано вторжению наслаивающихся

друг на друга конвенций. Сообщение прозрачно вовсе не из-за своего "отсутствия": сразу и вдруг

оно мне не раскрывается, оно непрозрачно, потому что отторгает коды, которые ему оказываются

чуждыми. Наиболее адекватные действия состоят в том, чтобы сделать ряд шагов ради

восстановления исходного кода и проверить, насколько верны выдвинутые гипотезы. Конечно, пригодность кодов подчинена логике означающих, но мы уже видели, что и сама по себе логика

означающих, коль скоро мы выделяем эти означающие, а не другие, есть продукт уже

состоявшейся декодификации. Некий ритм, геометрическая или арифметическая упорядоченность, которые заведуют определенными формами и не дают мне приписать им значения, противоречащие складывающимся закономерностям, уже представляют собой какую-то

гипотетическую структуру. Имея последовательность 2, 4, 6, 8, логично предположить, появление

Перейти на страницу:

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки