Lost in the Funhouse

Вот как он завоевывал расположение и проникал в те немногие слои общества, которые его принимали: Он шел туда, куда дул ветер, как Керуак с Нилом Кассади, обычно забиваясь в сомнительные углы. Он уже был солиден в своих поэтических вылазках в Виллидж (ни один ребенок никогда так не поступал), он выслеживал Олатунджи и там, платил гиганту из Западной Африки, чтобы тот давал ему уроки конга - где и как ставить руки - в знаменитом ночном заведении Village Gate (получал возможность бить в барабаны с Олатунджи - о-о-о!). Мистика была на месте, если бы только другие знали. Ветер также заносил его на велосипеде в центр Грейт-Нека, к солодовне Фредерика, что у вокзала на Грейс-авеню, перед которой на тротуаре, на обочине собиралась и ворчала, и хихикала, и утомленно позировала бесправная молодежь. (Он всегда носил с собой холщовый рюкзак с потрепанным экземпляром книги Керуака "На дороге" - он обращался к ней как к молитвеннику, евангелически цитируя отрывки, - и пачки свободных рукописных страниц, составлявших его собственный роман "Холлинг Мангу", который он должен был закончить к шестнадцати годам. Всякий раз, когда он слышал упоминания о Керуаке в солодовне или в парке через дорогу, он размахивал своим экземпляром "На дороге", а затем веером рассыпал скомканные страницы "Мангу" и открыто приглашал всех желающих почитать из них. Эти бездельники и леденцы - все они были настроены соответствующим образом - не могли не стать жертвами его своеобразного высокомерия, за исключением тех, кто призывал его убраться восвояси и предпочитал курить в другом направлении.

Мангу, объяснил он тем, кто был заинтригован, - это подростковая ангстовая фантасмагория, тур де форс ярости, ужаса и самопознания, разыгрывающийся в зловещей тени эфемерного ревущего зверя, который преследует главных героев по разным королевствам и пригородам. Это было очень очень по-джеккеруаковски, обещал он. Кроме того, в ней не было ни малейшего смысла - но он все равно указал на хорошие места. Например, где девочка по имени Сэди 103 раза и 189 раз выкрикивает слово fuck (в семи колонках по двадцать семь раз по вертикали - больше на странице ничего нет), а также 127 раз восклицает слово shit во всю мощь своих легких; и где Сэди бьет дубинкой по левой груди своей матери ("Вот тебе и сиськи, детка!") и продолжает бить молотком, пока, наконец, она не повисает, как яблоко на веревочке, и шатается, а потом срывает ее и швыряет в стены, в потолок и сшибает на пол; и как когда мальчика по имени Чарли нещадно хлещет мать, пока его правое глазное яблоко не разрезается пополам и из него не хлещет кровь, а она продолжает бить хлыстом и оставлять повсюду шрамы ("Ну все, ма! Хватит! Пошла ты, мамаша!"); и как там мать чудовища Мангу нападает на мальчика-рассказчика, забрасывая его комками засохшей рвоты, так что я спрятался в бочке, но она была полна дерьма, так что я был по горло в ней, пока эта сумасшедшая мать кидала в меня рвотой - что же мне делать, утка?-Это была проблема... но она продолжала бросать в меня, так что я увернулся и заляпал все лицо дерьмом, которое, как я теперь понял, принадлежало Чарли, и это его мать бросила блевотину, которая попала мне в лицо. Спустя годы, поразмыслив, он сказал, что "Мангу" - "предельные фантазии шестнадцатилетнего подростка", чьи персонажи объединяли "различные аспекты меня самого" - был создан во время "моего непристойного периода". По его словам, однажды он показал ее своему учителю английского языка и с удовольствием вспоминал, что в результате его чуть не исключили.

"Я написал эту книгу, - сказал он, - чтобы людей тошнило".

Скорее всего, он написал ее, чтобы очиститься, чтобы смягчить враждебность, настолько едкую (из-за чувства отверженности со всех сторон), что даже его поэзия не могла погрузиться в такие глубины. Желчь не могла выйти наружу иным способом. Но поделиться ею - вроде как искусно, на бумаге - с другими, значит, стукнуть чашкой о прутья клетки, чтобы получить экстремальную неафишируемую реакцию/внимание. (В сущности, он и сам кричал, если внутренне - не мангу.) Ранее он с подобной целью показывал телеспектакли в школьных кустах. Однако теперь он стал диковинкой, на которую стоит обратить внимание - и, возможно, слишком пугающей, чтобы ее игнорировать. Среди первых, кто обратил внимание на Фредерика, был еще один битник по имени Муги Клингман, который хотел стать Бобом Диланом и понимал, что странность - это преимущество. Он видел сырое благородство - или это было прекрасное безумие? - в этом поэте с дикими книжными страницами. "Фанатизм Керуака был визитной карточкой Энди на битниковской сцене в Грейт-Неке - это и The Hollering Mangoo", - вспоминал Клингман. "Он был отстраненным ботаником, но люди стали относиться к нему с большим вниманием, потому что он был таким странным. Он доставал эти страницы, но я не думаю, что он всерьез рассчитывал на то, что кто-то будет их читать. Он просто хотел произвести на нас впечатление, что он странный".