Неделю спустя, в канун Рождества, он поступил в медицинский центр Cedars-Sinai во многом потому, что в тот день Боб пришел в новый маленький арендованный дом Энди по адресу 2519 Greenvalley Road в Лорел-Каньоне и сказал ему, что он выглядит желтым, и оказалось, что это инфекционный гепатит, из-за которого всего тремя днями ранее он едва смог снять большой эпизод "Такси" об Алексе Рейгере, встречающемся с матерью Латки. Семья Энди присутствовала на съемках, и Дженис могла сказать, что он так и не оправился от того, что постигло его перед последним шоу в Хантингтон-Хартфорде, которое, как теперь предполагают врачи, могло быть связано с испорченными моллюсками. Он пролежал в больнице до Нового года, и за это время ужасно поссорился с Беверли, которая ухаживала за ним, но он снова стал жестоким, а потом она пригрозила украсть его машину и все из его дома, и он стал еще более жестоким и заявил, что она хочет быть рядом с ним только потому, что он такая большая звезда, о чем он потом очень жалел. Джордж сказал Энди, что в общении с женщинами он не продвинулся дальше менталитета пятнадцатилетнего подростка. Джордж также сказал, что Говард только что заключил сделку, по которой Энди получит 75 000 долларов за три недели работы в роли дикоглазого телепроповедника по имени Армагеддон Т. Тандерберд в фильме Марти (тоже дикоглазого) Фельдмана "В Боге мы тру$т (или Gimme That Prime Time Religion)" - странное название, которое никому не нравилось, но все же. Фельдман отправил Энди сценарий на незадолго до того, как пожелтел, и приложил к нему умоляющее письмо, в котором, в частности, говорилось: "Дорогой Энди: мы с тобой никогда не работали вместе. Эта ситуация нетерпима и должна быть немедленно прекращена..... У вас нет недостатка в изобретениях. Я был бы глупцом, если бы не извлек выгоду из твоего изобретения, и поэтому я буду рад твоему (черт! ненавижу это слово) вкладу. Если вы не будете играть в Armageddon T. Thunderbird, то, пожалуйста, считайте это письмо предсмертной запиской". Если не считать бранного слова, Энди был очень тронут. Он восстанавливал силы дома еще пару недель, в течение которых просматривал почту поклонников, и если письмо было от девушки, если девушка прилагала свою фотографию и выглядела достаточно привлекательно, а также если она записывала свой номер телефона, он звонил девушке и договаривался о встрече в следующий раз, когда он будет выступать в ее районе, и, возможно, они могли бы побороться. Он сделал несколько десятков таких звонков и еще сотни в последующие месяцы и годы, и благодаря этому его очень часто трахали. Иногда он просил Джорджа заказать ему билеты в те районы, где некоторые девушки его особенно заинтриговали. Кроме того, 17 января ему исполнилось тридцать лет, и он сказал Джорджу, Беверли и всем, кто спрашивал, что не готов быть только с одной женщиной и что хочет продолжать свое борзописное дело бесконечно, поскольку теперь легче добиться действий и всего остального.